Кареглазка и чудовища
Шрифт:
— Второе имя Ахамот — София. По-гречески это пишется «», — начертил Гермес в воздухе.
— Отстань, — раздраженно ответил Гриша после паузы. — Это всего лишь физический дефект.
Глава 16
Лучи закатного солнца холерически пронизывали несущий вертолетный винт, а солнечные зайчики с упоением плясали на корпусе Ми-24 — так, как пляшут не нагулявшиеся тусовщики перед закрытием клуба в три утра.
Впереди, на фоне заснеженных гор, высились стены Нового Илиона, а сзади —
Король расправил широкие угловатые плечи, и вытянул безглазую дынеподобную голову вслед улетевшему вертолету. Его хобот застрекотал, наэлектризовывая пространство и приведя в движение асимметричные шеренги адского войска.
****
— Гриша, каждый из нас делал что-то плохое и аморальное… то, о чем мы жалеем, — прошептала Крылова, плотно прижавшись к парню. — Только знай, и помни: я тебя не осуждаю, и не виню.
Они лежали связанные на вертолетном полу, чуть дальше была дочь с Цербером, который все еще не отошел от наркоза. Немного поодаль была Афродита.
— Мне самой по сей день снится роддом, в котором я была, — продолжила ученая. — Там произошла Вспышка… и я должна была погибнуть — или стать тварью, — глаза девушки налились мокрым блеском. — Меня спасли приемные родители — они отвлекли морфов. Они погибли, а я… я выбралась.
— Я не хочу об этом говорить, — поморщился Гриша, самопроизвольно сжав кулаки.
— Так не говори! — сказала Лена. — И не думай! Оставь это в прошлом. Нельзя держать внутри этот заряд, иначе мы все погибнем.
Менаев фыркнул, давая понять, что с него хватит. И все же странное чувство облегчения медленно, как тоненький зонд, проникло в мозг, распространяясь по нервной системе — унимая стыд и горечь травли. Каждый делал плохое… — проигрывалось в голове на автоповторе.
— Мы на месте! — заорал Сидоров. — Босс будет рад с вами повидаться.
Крылова испепелила его взглядом — ей хотелось выпустить лейтенанту-насильнику кишки.
— А вы зачем в аэропорт ехали? — ухмылялся Степан. — Куда лететь хотели-то?
— В Колонии, — ответ Гриши удивил девушку, она рассчитывала притвориться партизанами.
— Ха-ха-ха! — залился хохотом Сидоров. — Вы шифером пришиблены? Им там не до вас. На Ямал краклы прорвались. Новую землю без газа оставили. В Воркуте вообще была жопа, столько людей полегло. Улановский вроде хотел бомбу скинуть, но Меч запретил.
— Там до сих пор бои, — добавил лейтенант. — Так что… я не жду благодарности, но вы мне обязаны — вы бы погибли там. Курить будешь? — он протянул пачку Менаеву.
— Спасибо, но нет. Я бросил, — отказался Гриша.
— Хочешь прожить подольше?
****
Цербера на ферму, Милану — к Бергман. Мятежная супруга, выродок и эпилептичка — в Одеон, в котором только что закончился театральный вечер, а теперь стартовали кулачные бои. Сидоров раздал команды, и удовлетворенно почесал за отстреленным ухом, направившись вслед за пленниками в армейский клуб. Босс будет доволен.
Горин активно мутузился на ринге, выплескивая гнев, и выгоняя с потом алкоголь. Он закончил второй бой, свалив апперкотом молодого здоровенного татарина Тимура, и подустал — соперник вымотал его по-полной.
Увидев жену-изменщицу с хахалем, полковник немедленно оставил ринг, слегка вытерев лицо уже грязным полотенцем. Этим он еще больше размазал огромные черные круги на глазах — остатки обильного, уже потекшего грима, оставшегося после участия в «Кориолане». Зеркала, оставшиеся в зале после действа, импровизированно масштабировали эмоции, бурлившие внутри — пока он шел, его отражения становились похожи то на Ворона, то на помесь Джокера с Пеннивайзом, то на капитана Салазара, жаждущего отомстить Джеку Воробью.
Под гул переполненного зала Горин оказался возле пойманных беглецов, оценил взглядом перебинтованное плечо выродка, а затем обратился к жене — неожиданно любезным тоном.
— Привет, моя хорошая! — он улыбнулся, и свет софитов заиграл на мелких зубах. — Прости меня, дурака — я себе места не находил, переживал, как вы там с Милочкой.
Он был искренен — и он хотел бы помириться. Компромат на Керезору заставил его пересмотреть события последних лет — оказалось, что ЛЕНА НЕ БЫЛА ВИНОВАТА в гибели Дани!
А ведь именно со смертью сына их отношения покатились кубарем в пропасть. Он срывался на жене, периодически применял силу, и требовал родить ребенка, как воздаяние за то, чего лишился. Но, теперь все точки расставлены. И он простит ее измену. Пора мириться, уже не тот возраст, чтоб обижаться, тем более, что сам виноват, — думал он.
— Илья, своим отъездом я сделала толстый намек, что не передумала, и развожусь с тобой, — процедила жена, и взяла Менаева за руку, подав, так сказать, еще один сигнал.
Горин оскалился, чувствуя, как злость снова формирует взрывной шар внутри. Сейчас он бы с удовольствием оторвал гаденышу руку, и скормил свиньям… но он засомневался в приемлемости такого поступка. Он и так много натворил на эмоциях… пока предостаточно.
— Да он — дитя! Мелкий пацан — зеленый, безответственный, беспринципный. Сколько ты его знаешь? Две недели? — полковник окинул выродка уничижительным взглядом. — Он не защитит тебя с Милой. Не прокормит. Он сбежит и бросит вас максимум через месяц-два. Он трутень, он… ЯЛОВЫЙ! Лена, ОН НЕ МУЖЧИНА!