Кареглазка и чудовища
Шрифт:
— Я, конечно, все понимаю, — вклинился в разговор Гриша. — И растравленное сердце, и ревность… и обиду от поражения. Но какого хера ты несешь эту ахинею? Ниче, что ты старый вонючий козлина с вялым рычагом? Тебе помирать скоро — от инфаркта, рака или старперской срачки — а ты к молоденьким липнешь, как муха навозная…
В этот момент парень получил от Горина мощную оплеуху и со стоном свалился на пол. В зале послышалось перешептывание — и не слишком одобрительное.
— Послушай, салага, — в голове полковника возникла идея. — А слабо драться за свою любовь? Если это — ЛЮБОВЬ… Докажи, что ты
— Он ранен, прекрати! — оборвала его Крылова.
— Так у него есть вторая рука. Или мужик должен сдаться, когда плечо поцарапано? — в зеленых глазах загорелись издевательские огоньки. — Плечо потянул — все, дорогая, на этой неделе сама принесешь воды, запрешь двери, поймаешь крысу, и защитишь нас от морфов?!
— Я тоже буду драться только одной рукой, — придумал Горин. — Вот такой гандикап… а ребята, — он обвел рукой зал, — они проконтролируют, чтоб был честный бой. За женщину нужно драться, — он уперся взглядом в нахмуренного Менаева. — Ну, что?!
— Всегда мечтал тебя оддубасить, старый пердун, — процедил сквозь зубы Гриша.
****
Избиение младенцев, так можно было назвать происходящее. Я, естественно, понимал, что старикашка Горин все еще находится в неплохой форме, но понадеялся на свою фортуну, злость, и на то, что он охлял после своего алкоголического уикенда. Хрыч же оказался силен и вынослив, как вол. Он лупцевал меня даже одной левой, да так, что я постоянно получал то хук, то свинг, то искры с глаз. От боли катились предательские слезы, размывшие мой свеженарисованный боевой окрас — толстые красные полоски на щеках.
Не помогло даже то, что Кареглазка взъерошила мой чуб перед боем — на удачу.
— Твой рычаг слишком вялый, — заявил я в следующий раз, когда обхватил Горина в клинче. — Я думал, что ты хоть что-то можешь, дубина эдакая.
Меня мгновенно настиг апперкот, чуть не отправив в нокаут. И все же, Босс выдохся, в другой ситуации я бы точно оказался в коматозе.
— У тебя грыжа вылезла, — снова огрызнулся я. — Глянь на свое дряблое пузо, пенсионер. Видать, насрал сам в себя.
Полковник заработал кулаком, как будто отбивал мясо, хотя, признаю, в больное плечо он не бил. Ох, и мудак… я оказался в углу ринга под улюлюканье недочеловеков, заполнивших Одеон до самих краев. В ушах шумело, в глазах темнело, как в тот раз, когда контузило от взрыва бензовоза.
А потом меня пронзила вспышка боли в правом боку. Печень? Я свалился как тюфяк, увидев затуманенное, испуганное лицо Кареглазки.
Рефери досчитал до восьми, но на девяти я встал — шатаясь и ничего не соображая, как наркоман. Грогги, это называется в боксе. Или нет? Боль снова пронзила меня, и я понял — что-то с ребрами. Сломал? ВИКРАМА СРАНЬ!
— Видно, что кроме как пердеть и срать, ты ни на что не способен, старая короста, — с кровавой ухмылкой сообщил я Горину, и сплюнул в него сгустком чего-то мерзкого. — Я бы тебе подогнал дряхлую грымзу, чтоб вы вместе смердели. Да они все вымерли. А, стоп — ты ведь тоже скоро сдохнешь. От чего там умирают вонючие сморчки? От геморроя?
Один-единственный удар обрушился откуда-то сверху, но перед своим падением я все же успел услышать смешки в зале. Надо мной смеются? Или над ним? Господи, как же важно знать ответ!
— Я просто боюсь тебя бить — вдруг простата отвалится. Она ведь у тебя на соплях держится, да?!
В зале явно раздался смех, и, кажется, я даже увидел смеющуюся Кареглазку. Да нет — точно видел, зуб даю!
— Не вставай! — прокричал чей-то сочувствующий голос, когда я вскарабкался по канатам.
Вероятно, полковник что-то заподозрил, хотя он и стоял ко мне спиной. Он начал поворачиваться, и в это мгновение кое-что произошло.
— Гриша, молодец! Держись! Ты мой герой! — прокричала его жена, вскочила и подняла кофту, из которой выпрыгнула грудь в красивейшем прозрачном лифчике — я его сам ей подарил в Диснеевском замке. Упругие шарики подпрыгнули, загипнотизировав всю мужскую часть зала, а те, кто находился в неудобном для шоу месте, разъяренно кусали локти. Горин остолбенел.
Сфокусировав расплывчатую картинку перед глазами, я подкрался как тигр, и нанес вояке сокрушающий удар в ухо. Его голова аж дернулась, а изо рта брызнул поток слюны. Жалкое зрелище — а я прямо возликовал. Всегда, всегда есть еще один шанс! Я продолжал гасить его одной рукой, как перфоратором, правда — маломощным. Ошалелый Босс теперь сам был похож на грогги. И еще один выпад под челюсть… и Горин свалился под ошеломленный гул Одеона. Ну, что — не ждали такого?!
Рефери растерянно пробубнил до десяти, кто-то стал скандировать мое имя — и не только Кареглазка — но полковник сумел подняться — лицо у него было, словно он тюлень, у которого отобрали рыбеху. Не мудрено — я ведь выбил ему зуб. Он побежал на меня, как гигантский баран, и я сгруппировался, чтоб… ну, хрен его знает, что — я мог попытаться перекинуть вояку через себя, зарядить еще разок в челюсть или вмазать в переносицу.
Конечно, я был готов и к военным хитростям, типа бросить песок в глаза или ударить ниже пояса. Но все планы/фантазии рухнули в одночасье, когда Горин оказался рядом, подпрыгнул и опустил свой кулак, как молот, прямо на мое раненное плечо. Боль была как взрыв, уничтожающий все вокруг, а затем сплющивающиеся органы в моем теле добрались до сломанного ребра — и я рухнул, как подкошенный. Зал взорвался недовольным ропотом, но я уже этого не услышал.
****
Я был в отключке недолго — не больше, чем задремавший попугай. Сидоров с каким-то бугаем вылили на меня ведро воды и взнесли, ставя на ватные ноги. Стоял гул, и я не сразу понял, что это не игра моего мозга или поврежденного вестибулярного аппарата.
Полковник уже был в середине зала, возле Лены — и меня тоже транспортировали туда. Он что-то кричал, ругался и жестикулировал, а затем замахнулся, чтоб ударить ее… и вдруг опустил руку. А потом рассерженно все же толкнул жену, и она упала в проходе. Он словно сам опешил. Мимо них спешили на выход солдаты и гражданские, осторожно переступая через ученую, а на лицах людей были написаны страх, недоумение… и негодование.
Горин что-то приказал лейтенанту, и Кареглазку подхватили вояки. Нас с ней утащили, слух вернулся, и я понял — оглушительный трезвон был последствием тревожной сирены.