Кареглазка и чудовища
Шрифт:
****
Человеческое укрытие светилось в мозгу Охотника, как огромное блюдо с деликатесами. Казалось, что прокачанная нервная система способна зафиксировать там каждое живое существо, но это было не так. Он знал, что Мара находится внутри, но не мог точно идентифицировать ее среди шумного роя человеческих светлячков. Армия берсерков нетерпеливо клацала челюстями, и больше ждать было нельзя.
Король расправил плечи и направил длинную когтистую руку в сторону человеческого улья. Над полем пронесся стрекот, словно миллиард злобных насекомых поднялся в воздух.
Вспыхнули люминофорные пушки, сжигая краклов, вопивших словно резанные младенцы. Они пытались противостоять убийственному ультрафиолету, набрасываясь на прожектора под стенами, раздирая металл, пластмассу и кабели. И сгорали, оставляя после себя тлеющие кишки.
Сверху сыпались гранаты. Взрывы наполнили атмосферу дымом, землей и жжеными ошметками плоти. Пулеметы без устали поливали пространство свинцом.
Охотник мчался вперед, разбивая люминофоры, и не обращая внимания на дымящийся хитин. Ультрафиолет не был для него смертельным. В отличие от простых едоков он имел менее уязвимые кожные покровы. А безглазое зрение функционировало более согласно законам физики, чем биологии.
Он запрыгнул на столб, и вырвал провод. Его прошибло высокое напряжение, и на мгновение неоморф вспыхнул, как спичка. Еще через миг люминофорные пушки в амбразурах погасли. Наступила тьма. Даже пулеметы умолкли на несколько секунд, будто удивленные.
В безмолвии ночи послышался топот ног, удаляющихся в лесопосадку. Голодные отступали, унося покалеченных собратьев — вслед за Королем, тащившим на себе троих едоков.
****
Военные на стене радостно улыбались и переглядывались. Сидоров поспешил поздравить Босса.
— Лихо мы им наваляли! — залихватски заметил он. — К нам с босыми пятками не проскочишь.
Но Горин хмурился — буквально все шло наперекосяк.
— Электролинию когда переключат? Почему такая задержка? — озабоченно спросил он. — Что с боеприпасами?
— Минут пять. Сказали, нужно напряжение для кабеля скорректировать, — ответил лейтенант, стерев улыбку с лица. — Воздушную линию пока что использовать не сможем. По боеприпасам порядок. Организовали женбатальон для подсобной помощи.
— Ты в своем репертуаре, — заметил полковник.
— Мы им зададим жару, Илья Андреич! — снова вдохновился Сидоров. — Вот увидите — мы тварям такое пекло устроим, что и сатана в аду перевернется.
Горин насупился.
— Хватит! — заткнул он лейтенанта. — Ад уже здесь, Степа! И все бесы — здесь. А тот ад, в котором сатана — он пуст, там нет никого… Так что, готовимся к худшему. Ночка будет страшной.
Сидоров смущенно отошел в тень, а полковник ткнул пальцем в Афродиту, все время скромно сидевшую за крепостным зубцом.
— Кстати, о дьяволах. Теперь ты расскажи свою невероятную историю,
****
В уложенных на камне едоках еще теплилась жизнь, хотя они и были самыми изувеченными во время штурма. И они идеально подходили под замысел. Охотник замер на несколько секунд, сканируя широкий туннель и прислушиваясь к течению близкой подземной реки. Запах людей был очень сильным и совсем рядом — хищников и жертв разделяла лишь стальная решетка, впаянная в железобетон — но преодолеть ее было невозможно.
Неоморф вскрыл когтем ороговевшую кожу на ладони, и побрел вдоль ряда тел, кропотливо нацеливая струйку крови в каждую содрогающуюся пасть. Пока он оказался в конце линии, в начале уже почувствовалось оживление — самая первая инициированная особь бешено застучала зубами, а хобот возмущенно фыркал, требуя добавки. И она ее получила — как и каждая следующая. Охотник вскрыл предплечье, и дал покалеченным, безногим и безруким голодным испить из импровизированной чаши — своей развороченной плоти. Едоки следовали за ним, извиваясь — они требовали больше и больше. Каждая капля крови Короля давала им энергию. Только они еще не знали — для чего.
Охотник же, теряя кровь, становился слабее. И в какой-то миг калеки стали настолько сильны, что набросились на предводителя, впились в конечности, в туловище, в шею… жадно высасывая остатки животворящей субстанции, как обезумевшие детеныши высасывают молоко из истощенной матери.
В течение нескольких минут супермонстр лишился всей крови, и тогда голодные отпали, как насытившиеся пиявки. Их челюсти продолжали клацать по инерции, но вскоре затихли.
Все краклы словно умерли — и они действительно находились в состоянии между жизнью и смертью. Их разорванные тела с отсутствующими конечностями ускоренно покрывались странными темными выделениями — пока полностью не оказались в смоляных коконах.
Охотник тоже чуть не умер. Ему едва удалось заставить суперорганизм двигаться, чтоб выбраться из подземелья. Разорванные ноги, огромные раны — быстро заживут. Самый большой дискомфорт доставляла перекушенная шея и наполненная дробью голова — теперь она телепалась, как испещренный пулями флаг.
****
Мне кажется, что со стороны я выглядел умирающим лебедем. Солдаты меня волокли, поливая матерными характеристиками, но у меня не было сил идти самостоятельно. Слава богу, что хоть разум начал проясняться, настойчиво вырываясь из оков боли. Плечо онемело, но сломанное ребро отзывалось на любое движение, поворот и даже вздох.
Третий солдат, молодой плосконосый парень, ведущий Кареглазку, показался знакомым. Глубины памяти выдали ответ — Егор Мануйлов, тот самый, чей день рождения мы праздновали спиртом, и который не хотел пропускать меня через блокпост.
— Закуришь? — спросил он, протянув открытую пачку.
— Ну его на хер, — отказался я, решив окончательно попрощаться со всем, что меня убивает. Отныне я хотел как можно дольше жить с Кареглазкой, и трахать ее — а не умереть через несколько годков, лежа у нее на руках.