Кареглазка и чудовища
Шрифт:
Жена знала об этом, однозначно знала. И когда он метался по Крепости в поиске вандала, и когда скандалил дома — все это время она знала. Почему ничего не сказала? Как розы оказались в мусоре? Кто их принес? КОМУ? В душе он чувствовал неладное, но не хотел в это верить. Не хватало ясности в мыслях, слишком много гнева… 394-е утро без алкоголя — при этом, бренди не помешал бы. Бренди-бренди-бренди, — заело в голове. Он не алкоголик, а расслабиться сейчас, понять, что происходит — жизненно важно. Нужно во всем разобраться, отогнать ревность, хлюпнуть еще в стакан янтарно-карего напитка. Цвета Леночкиных
А потом полковник увидел, как жена шепчется с Менаевым, как задерживаются их ладони во время случайных, казалось бы, прикосновений. И тогда Горин сбрендил — застрелил Агафона. Излил гнев. Показал власть. Продемонстрировал проходимцу, кто в доме хозяин.
Остаток дня полковник все больше напивался. Его перестали интересовать бытовые вопросы и геополитические расклады, как, например, падение форта Джефферсон. Ему нужно было расслабиться, и он занялся любимым делом — театром. А черномазый Томас стал целой находкой, позволившей воплотить в жизнь тему безудержной ярости и ревности, витавших в атмосфере. Горин достал из ящика новую бутыль. Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!
****
Елена Ивановна рассчитывала отправиться в Биоген уже завтра.
— Время не терпит, — сказала она. — В этом году аномальное тепло, льды тают, и морфы собираются у защитной зоны. Если мы опоздаем, колонии в Арктике будут атакованы, и человечество лишится возможности победить фуремию.
Дело оставалось за малым: уговорить мужа на срочную экспедицию, и оставить с ним Милану, которая уже много ночей не засыпала под мамину колыбельную. А, значит, мы с Кареглазкой сегодня больше не увидимся. Поэтому я позволил себе накатить настоянного боярышника — благо, что близость медчасти и Свинкина позволяла мне иметь это пойло.
Я расстроился, что не увижу Лену до завтрашнего утра. Хотя в плане секса мы прогрессировали. Даже умудрились сделать это в Логосе. Моя Кареглазка оказалась агрессивной и напористой в этом плане — она активно вовлекла мою голову туда, куда я никогда принципиально не пристраивался. При этом, мы сделали это, когда она стояла, прислонившись к стене чулана, лишь приспустив колготы и нижнее белье.
Честно, я такие вещи не делал с универа, со времен Вероники. Потом я разочаровался в женском поле, а после Вспышки — во всем человечестве. А тут… такое. Мне понравилось. Ее аромат, нежность, бархат кожи… ее горячая женственная сущность была настолько близко, настолько осязаема, что еще ближе просто не могла быть. А она наслаждалась властью надо мной, и вела себя, как царица. Ох, уж эти современные леди!
И меня это напугало — до чертиков прям. Может, она меня просто использует? Может, я не должен делать это? Она, значит, будет уговаривать мужа — знаю я, как жены уговаривают мужей! — а я потом буду там целовать?! Это ведь демонстрация слабости с моей стороны? И почему это «вы не можете быть соперниками»? Я ведь трахаю чужую супругу — как это я не соперник для ее мужа? Или она имеет в виду, что у меня нет шансов против Горина? Что со мной — несерьезная интрижка?!
Я испугался, меня стало колбасить, и чем больше я погружался в алкогольную темень, тем больше меня сковывал страх. Почему? Все просто — я не такой. Я не должен был заморачиваться несерьезностью намерений старшей замужней девушки, да еще
Это делало меня слабым. Это делало меня зависимым. Это погружало меня в хаос эмоциональности и соответствующих ошибок. Это делало меня рабом — в конце-то концов!
****
Горин подошел к жене, пошатываясь, и она отпрянула — от него несло, как от бочки с брагой.
— В чем проблема? — спросила она. — Два часа туда, два часа назад. И в Новониколаевске часов десять. Мы успеем узнать то же, что и Артур. Мы узнаем, что такое Ковчег. И, даст Бог, найдем его.
— Я сейчас не хочу говорить об этом. Я не в состоянии, — муж икнул. — Сначала — постель. Я соскучился.
— Илья, я устала, — Крылова оперлась на шифоньер. — Ты же знаешь, был тяжелый день.
— У меня тоже, — он навис над ней. — У меня есть для тебя кое-что, — в его руках появился золотой браслет, украшенный голубыми бриллиантами.
— Нет, нет… НЕТ! Я не хочу твоих подарков, — она пыталась отойти, но муж схватил, и не отпускал. — Илья, я плохо себя чувствую. Давай потом. Ты же все равно не сможешь.
— Не выдумывай.
— Или будешь всю ночь…
— По крайней мере, никто не скажет, что у меня жена голодная.
— Да не хочу я! — она дернулась, а когда муж ее удержал — оттолкнула его. — Ты пьяный. Ты сегодня убил старика у всех на глазах. Думаешь, я сейчас хочу тебя?!
Он упал лицом на пол, и браслет выпал, закатившись под шкаф. Горин пролежал там почти минуту, а затем подорвался и бросился к Лене.
— Ты моя жена! Выполняй свой долг!
Он так больно сжал плечи, что они хрустнули, а затем его руки опустились на грудь, грубо переминая ее. Крылова завопила от боли, но не могла освободиться — муж зажал ее между кроватью и шифоньером. Большие сильные пальцы словно погружались в нее — то в грудь, то в бока, то в промежность, его рот вдавился в ее губы, обдирая лицо щетиной.
Лена тарабанила по спине, но безуспешно. Тогда она заехала коленом в пах. Реакция Горина оказалась не такой, как она рассчитывала — он почувствовал боль, но не настолько сильно, как было нужно. Наоборот, он разозлился — лицо налилось пунцовым шаром, и тяжелая рука наотмашь рухнула на голову девушки, свалив ее, как молодую березку.
Крылова едва не отключилась, а перед глазами все застлал туман. Горин мигом закинул жену на кровать, и подтянул к себе, разведя лодыжки и крепко сжав их.
— Будешь сопротивляться — будет больнее, — предупредил он, и склонился, раздирая колготы.
Она впилась ногтями в его шею. Это было так больно, что он завопил, освободив жену.
— Хватит, Илья! — в глазах двоилось, но она вскочила — и испуганная, и решительная одновременно.
— Ты меня достала, — он развернулся, и тогда девушка влепила ему по голове тяжелой лампой-ночником.
Муж свалился на ковер, но сразу же разъяренно вскочил.
— Сука! Проститутка! — и оказавшееся рядом кресло было рывком отправлено в нее.