Кареглазка и чудовища
Шрифт:
Когда Сидоров повел чернявую барышню в медчасть, за ними повели и негра со стариком. Агафон теребил в руках кулон с изображением золотого глаза в треугольнике. От оторопи Крылова уставилась на украшение, как на драгоценный Кохинур.
— Что это — Всевидящее око? — спросила она, а дед растерялся и сжал узкий рот — словно боясь заговорить.
— Безделушка, — вклинился Керезора. — Талисман — богатство приносить, удачу… от бедности защищать.
Ученая протянула руку, намереваясь взять кулон, но Агафон отстранился, отбив руку — и грубо ударив по ее запястью.
— Безбожница! Как смеешь ты
Лена вскрикнула от боли. Послышалась возня, и из толпы появился полковник.
— Ты, черт малахольный, ударил мою жену?! — проорал он, заикаясь.
— Грешники! Горите в аду! — выкрикнул Агафон, сверкая глазами, пока Томас дергал его за плечо, пытаясь успокоить.
В руках Горина сверкнул металл, и прогрохотал выстрел — прямо старику в лоб. Тот свалился, обрызгав кровью лейтенанта с негром.
— Поговори мне теперь! — заржал вояка, брызгая слюной.
Все застыли, потеряв дар речи, и не зная, как реагировать.
— Илья! Илья Андреевич, зачем?! — Керезора подскочил к полковнику, прося опустить пистолет.
— А что я? Я ничего, — ответил Горин, прищурившись, посмотрев сначала на иммунолога, а затем на жену. — Да, Лена? Эта скотина ударила тебя… — он оказался рядом, и положил руку на ее шею, придавливая. — Да, любимая? Это только я могу тебя отшлепать… только я могу тебя трахнуть.
Он провел пистолетом воображаемую линию по людям, заставив их отскакивать, как ошпаренных, с траектории потенциального выстрела. Крылова испуганно взглянула на Менаева, тот — не отводил глаз от Горина, пытаясь понять, что у того на уме. Успокоили полковника Сидоров и Шпигин. Что-то нашептывая командиру, они увели его в сторону штаба.
— Чего стоите-то? Идите за мной! — послышался сладкий голос Ливанова, который повел в медчасть Афродиту и окровавленного Томаса.
Люди быстро, как по команде, разошлись, оставив там Менаева, Крылову и труп Агафона. Даже отец Киприан испарился. Лена поджала губы, пытаясь совладать с эмоциями. Муж запил, и это было очень плохо. Почему он сорвался? И можно ли его остановить?
— Тетрадь сама себя не прочитает, — вдруг сообщила она Грише. — Иди, работай, будем спасать человечество — если еще осталось, что спасать, — она посмотрела вслед Горину. — А мне нужно поговорить с мужем — СРОЧНО!
Она побежала, догнав полковника в дверях Куба. Менаев с грустью глядел, как она взяла мужа под руку. Даже издалека было видно ухмылку пьяного вояки, когда он обхватил жену за талию… или за округлые бедра, стянутые юбкой? В голове у Гриши стучал набатом один и тот же вопрос: «С МУЖЕМ? А Я КТО?!». Оказывается, и его можно было заставить ревновать…
****
Гермес соврал, что они с Томасом — пара, а на самом деле им просто нужно было остаться вместе, иначе они оказались бы в разных палатах. Вместе с тем, этот ход повлек и негативное последствие — несмотря на показное отвращение к межрассовому интиму, солдаты первое время буквально дежурили под дверью, надеясь услышать звуки развратного совокупления. Слава Богу, вскоре их разогнал начмед, правда, оставив одного охранника.
Гермесу и самому было противно делать вид, что они с Томасом влюблены друг в друга — его мужская сущность грубо протестовала против этого. Но появилось и еще кое-что,
Сначала он переоделся в чистое синее платье, белье и колготы, естественно, не придав этому значения, и сделав это на глазах ошеломленного чернокожего. А уже когда Томас переодевался, Гермес случайно провел рукой по бедру, ощутив нежное тепло и шелковистость капрона. В животе странно заныло — болезненно, и в то же время, приятно. Мелькнула мысль, что он давно не пользовался набором, полученным в поезде. А ведь обязательно нужно было поддерживать вагину в порядке. Взгляд застыл ниже пояса богобрата, а затем синдик отвернулся, встряхнув головой — ЧТО ЗА ХРЕНЬ?!
Он категорически не желал превращаться в бабу, но организм, физиология и еще что-то непонятное внутри непреклонно склоняли психику на другую сторону весов. Это встревожило его, но он отмел переживания — его уродство было ужасно, но сейчас были более насущные задачи.
Ливанов провел исследования, взял анализы, провел беседы — и вскоре принес брюнетке таблетки. Пей регулярно, в одно и то же время! — строго приказал начмед, «на глаз» диагностировавший у девицы эпилепсию, отягощенную шизофренией. Врач не сводил с нее маленьких, заплывших жиром глазенок, поэтому Дита была вынуждена все выпить — открыв затем рот, чтоб Ливанов удостоверился в ее приверженности лечению.
Как только Ливанов ушел, Гермес вырвал проглоченное — таблетки подавляют нервную систему, а ему нужен был трезвый ум. А вот египетскую микстуру пора пригубить…
В руке как раз была фляжка, когда заявились выродок с Межника и рыжеволосая ученая. Они представились, и сначала расспрашивали о каких-то малозначимых вещах: кто такие, откуда родом, как выжили после Вспышки. Гермес что-то рассказал из настоящих событий, им увиденных, но в основном, бесстыдно врал. К примеру, шрамы после операции он списал на пытки в банде Пирата. И так далее. Не мог же он, на самом деле, рассказать о Синдикате Божьего промысла? Затем, устав от вопросов вокруг да около, Крылова спросила напрямик:
— Что значит кулон, который был у Агафона? У вас тоже есть такие?
Гермес-Дита повел плечами и с недоумением взглянул на африканца, по большей части сидевшего на койке в роли статиста.
— У нас такого нет. Да, Томас? — и получил в ответ невозмутимый подтверждающий кивок. — Кажется, у деда эта побрякушка была всегда — мы с ним скитались года два. Нашел где-то, может быть. Или семейная реликвия. Или просто красивая штука. А что не так с этим кулоном? — он смотрел максимально невинным взглядом.
— Все так, — сказала ученая, и положила на тумбочку кулон Агафона. Пристально посмотрела на Томаса, и положила рядом еще один. — А что вы делали в Межнике?
— Где? — Томасу даже не пришлось разыгрывать удивление. — Я там не был.
— А ботинки на Афродите? — она повернулась к девице. — Ты ведь была в Межнике?
Гермес был озадачен. Откуда она знает? Что не так с его ботинками, кроме того, что они мужские?
— При чем здесь ботинки? — ответил он вопросом на вопрос.
— Они ведь мужские, — отметила Крылова. — И они фирменные — на подошвах саламандры. Точно такие же, как Гриша нашел в Межнике, — при этих словах лапоухий брюнет снял ботинок и показал им — вместе с подошвой.