Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Жан Жувенель продолжает. Первым средством в такой ситуации было бы ведение решительной и ожесточенной войны, "отказавшись от некоего мирного договора, который Вам навязывают". Ибо Вы могущественны, ведете справедливую борьбу, имеете верное рыцарство и можете рассчитывать на дома Бургундии, Бурбоне, Бретани, Ла Марш, Арманьяк и Фуа [396] . Соберите свои силы, "и ваши враги станут для них лишь добычей". Вы даже могли бы, при условии, что нашли бы способного полководца (нового Дю Геклена), напасть на Англию при поддержке шотландцев. Потому что англичане, у которых остался только один доблестный военачальник, Толбот, уже не могут выставить многочисленную армию (2.500, 3.000, 4.000 бойцов). Вы самый могущественный король. Теперь Вам навязывают мир с неравным по силам государем, предлагая пойти на слишком большие жертвы (уступка Нормандия). Но помните, что не занятые войной, Ваши воины могут стать Вашими врага, как Великие компании в прошлом веке. Короче говоря, как сформулировал крылатую фразу Вегеций в своем трактате О военном деле (De re militari), "Хочешь мира, готовься к войне" (Qui desiderat pacem, preparat bellum).
396
У
Тем не менее, в последней части своего трактата, Жан Жувенель, как и в 1435 году, по-прежнему советует идти путем переговоров. И за это он приводит несколько аргументов: сила вражеской армии, радикальная недисциплинированность королевских войск и тот факт, что "все хотят управлять Вами, как ребенком, а на самом деле речь идет о том, чтобы создать нескольких королей или губернаторов"; не исключено, что герцог Бургундский вернет вам Амьен, Абвиль и Сен-Кантен, а заключив мир, если Вам это удастся, Вы вернете Понтуаз, Крей, Жерберуа, виконтство Бомон, графства Мэн и Перш. Благодаря миру, принцы и сеньоры, вернув свои земли в Нормандии и со временем побудят ее жителей признать Вас своим естественным и суверенным господином. Будет найдена стратегия изгнания воинов, живущих за счет земли. Только лучшие будут оставлены в армии, а остальные, вернутся к своим прежним мирным занятиям. Все это должно было быть достигнуто путем созыва Генеральных Штатов, и не в Бурже, а в Париже, "для того, чтобы они нашли средства для восстановления вашего королевства в его прежней славе, чтобы восторжествовала справедливость, и чтобы все сомнения, которые могут возникнуть, были оперативно рассмотрены" [397] .
397
Juvenal, I, 295–435.
Чувство, что король бездеятелен и инертен, было широко распространено, так в трактате, написанном в это время, собравшем воедино многие чудесные предсказания, распространенные в народе в ту пору, скромный и малоизвестный Жан дю Буа упрекает короля в том, что он остается безвольным и не спешит с отвоеванием своего королевства: "Вас видят лишь в небольшой части Вашего королевства […]. Воистину, Вы слишком медлительны, чему все Ваши подданные очень удивляются и от чего приходят в полное отчаяние" [398] .
398
Valois 1909, 201–238.
Прагерия
Нельзя исключать того, что Карл VII действительно ознакомился с трактатами Жана дю Буа и Жана Жувенеля, потому что был известен как "умозрительный" и "созерцательный" человек. Однако несомненно то, что его планы были полностью нарушены событием, которое современники, по аналогии с Гуситским движением, называли Прагерией (от Праги, столицы Богемии), войной, которую начали против короля некоторые принцы крови и знатные бароны [399] . Вполне вероятно, что Прагерии не случилось бы, если бы Ришмону в конце 1439 года удалось взять Авранш. Неудача коннетабля ослабила позиции короля, который в то время полагался на своих анжуйских родственников — королеву Сицилии, Карла, графа дю Мэн и их союзника Ришмона. Среди приверженцев анжуйцев был и Пьер де Брезе, который на целое десятилетие, до 1450 года, станет, по словам Матье д'Эскуши и других хронистов, главным советником короля. В партию Прагерии входили два герцога, Бурбонский и Алансонский, маршал де Лафайет, Жак и Антуан де Шабанны и несколько других важных фигур, таких как Жорж де Ла Тремуй, жаждавший отомстить за свое изгнание в 1433 году. Ранее, в 1436–1437 годах, герцогами Алансонским, Бретонским, Бурбонским и графом Арманьяком был организован заговор, получивший поддержку от неуправляемого Родриго де Вильяндрандо, с целью сместить ставших слишком влиятельными Кристофа д'Аркура и Мартина Гужа в пользу сеньора д'Альбре. В ответ на это последние с войсками двинулись на Сен-Флур, что привело заговорщиков в замешательство [400] .
399
Слово Прагерия означало, что как и в Праге, мятежники во Франции выступали против того, что можно назвать культом королевской власти.
400
Boudet 1894, 301–327.
Был ли новый мятеж направлен на замену одной правительственной команды на другую? Возможно. Но все же участники Прагерии сочли необходимым создать некое подобие позитивной программы, и эта программа, судя по всему, заключалась в возобновлении войны против англичан и созыве Генеральных Штатов, например, в Лионе. Мятежники нашли грозного лидера для своего движения в лице Дофина Людовика, который в свои шестнадцать лет был на удивление умен, "подростком с проницательным умом" (acris ingeniis adolescens) [401] . Он уже считал себя способным управлять страной с гораздо большей энергией и возможностями, чем его отец. Не исключено, что Людовик с детства презирал Карла VII. Так почему бы ему не взять этого некомпетентного короля под свою опеку и перехватить бразды правления королевством? Видимо, наследный принц уже некоторое время думал об этом, или скорее, его понуждали об этом думать [402] .
401
Pie II 1984, 392.
402
Другая причина, выдвинутая Пием II, заключается в сексуальной разнузданности
Мятеж, продолжавшийся с середины февраля до середины июля 1440 года и происходивший в Пуату и Оверни, был отмечен вооруженными стычками и демонстрациями силы, но к счастью обошлось без серьезного кровопролития. Состоялся обмен манифестами. Карл VII, пораженный до глубины души, отреагировал неожиданно быстро и энергично. Он мог рассчитывать на 800 латников и 2.000 стрелков. В письме от 24 апреля из аббатства Сен-Мешен он заявил, что взял в руки оружие, что вымпелы его роты были украшены золотой короной, что он получил помощь от аббата, и что за это дарует аббатству герб в виде "золотого щита с золотой геральдической лилией и такой же короной на красном поле".
Королю удалось подчинить мятежников одного за другим, в том числе своего сына, самого из них упорного, который в итоге получил номинальное управление Дофине и, вернув себе место при дворе. В како-то момент Людовик хотел попросить помощи и поддержки у герцога Бургундского, но тот согласился только принять его в качестве гостя, но в поддержке отказал. Эти контакты принца с герцогом стали предвестием того, что произойдет в 1456 году.
Карлу VII удалось победить, потому что участники Прагерии не озаботились поддержкой добрых городов. Постоянно информируемые письменными и устными сообщениями, города, хоть и упрекали короля в инертности, но любой ценой хотели избежать повторения мучительных лет прежних "раздоров". Они полностью и непреклонно придержали идею легитимности, которая могла быть воплощена только в лице короля.
В своем трактате Liber de atemptato transportu persone Dalphini Бернар дю Розье, в то время декан капитула Тулузской Церкви и советник короля, считал, что те, кто хотел разлучить отца и сына, совершили преступление подпадающее под определение "оскорбление величества", а война, которая велась против них была справедливой и необходимой.
Актом от 3 июля 1440 года Карл VII поручил парижскому прево обнародовать мир, заключенный с Дофином и герцогом Бурбонским, так как, было необходимо, чтобы все узнали о победе короля. Ведь опасность, которой он подвергся, была вполне реальной: что бы случилось, если бы его сын был на несколько лет старше? Рассказывали об угрожающих словах короля в адрес своего сына, когда тот счел нужным ходатайствовать за Жоржа де Ла Тремуя: "Людовик, ворота открыты, и если они недостаточно широки для тебя, я прикажу снести шестнадцать или двадцать туазов стены, чтобы ты мог пройти. Но ты мой сын, и ты не можешь брать обязательства за кого бы то ни было без моего разрешения. Но если тебе угодно действовать так а не иначе, то по Божьему благоволению, мы найдем кого-нибудь из своей крови, кто поможет нам лучше сохранить нашу честь и королевство, чем мы это делали до сих пор" [403] . Упрек был серьезным, а угроза отстранения от наследования вполне реальной. Очевидно, что на протяжении всех этих месяцев Карл VII проявлял завидную энергию и незаурядное мастерство политика. Среди прочего, в историю вошла и такие его слова: "В королевстве Франция право на ведение войны принадлежит только королю и его офицерам, и не кому больше" [404] .
403
Champion 1927, I, 135–136.
404
Champion 1927, I, 131.
Учитывая существовавшую обстановку, довольно удивительным явлением, стало то, что во время сессии Генеральных Штатов (следующая состоялась только в 1468 году, при Людовике XI, и при совершенно иных обстоятельствах), имевших право согласиться или отказать в введение налогов, по словам Филиппа де Коммина, Карл VII стал первым, кто ввел их "по своему усмотрению, без согласия сословий своего королевства" [405] . В результате король рискнул вообще отказаться от созывов этого представительского собрания [406] . Мирные переговоры с Англией также потерпели крах. Надо сказать, что если бы они и состоялись, то снова закончились бы неудачей, так как противник в 1440 году не был готов пойти на более широкие уступки, чем в 1439 году.
405
Commynes 2007, I, 468.
406
В своем трактате (Juvenal, I, 551) Жувенель пишет: "Кроме того, король желая получить помощь от своего народа и решить вопрос войны или мира, должен периодически созывать ассамблеи трех сословий королевства, поскольку таким образом можно узнать мнение тех, кто в этом заинтересован и принять согласованное решение". Для Жувенеля, как представителя целого течения средневековой мысли, Генеральные Штаты являлись законным и необходимым институтом, не только в отношении финансов, но и для проведения внешней политики.
Герцог Орлеанский был освобожден решением Генриха VI и его Совета 2 июля 1440 года, но из-за посредничества в этом деле герцога Бургундского, Карл VII был не так рад этому событию, как можно было бы ожидать. В результате в английскую казну потекли огромные суммы, которые были совсем не лишними. В начале ноября герцоги Бургундский и Орлеанский встретились и одарили друг друга прощением. В церкви аббатства Сен-Васт в Аррасе в их присутствии состоялось торжественное чтение договора 1435 года на латинском и французском языках. Карл Орлеанский, согласился жениться на Марии Клевской, племяннице Филиппа Доброго, был возведен в рыцари Ордена Золотого руна, дал клятву почитать герцога, добавив, что ему не в чем извиняться за смерть Иоанна Бесстрашного, поскольку он не имел к ней никакого отношения, а когда узнал о случившемся, то сразу подумал, что это подвергло королевство Франция "большей опасности, чем прежде". Затем Карл Орлеанский вернулся во Францию, охваченный нескрываемым энтузиазмом. 14 ноября он был в Париже. Однако король согласился принять кузена только "частным образом", что герцог посчитал недостойным своего статуса и чести.