Кармен и Бенкендорф
Шрифт:
– Ты что, сдурел?!
– я начинаю подозревать, что у Прокуратора и в самом деле крыша поехала от пьянства.
– Андрюха, я не шучу: баба очень странная. Я таких не видел. Дерется профессионально, наглая, как танк... Что-то есть в ней бандитское...
Я молчу, потому что внутренне согласен с Олегом. К тому же я теперь знаю, что за Анной два "мокрых" дела. И сам себе удивляюсь, что отношусь к этому почти спокойно. Больше того, эта женщина мне нравится. Я прошел четыре войны, и люди, убивавшие других людей, давно перестали вызывать во мне настороженность. "Это грех", -
IX
– Откуда у тебя столько бутылок?
– удивляется Анна, наблюдая за тем, как я вынимаю из шкафа свои запасы.
– Взятки?
– Да разве это взятки? Так, сувениры, - я укладываю бутылки в полиэтиленовый пакет, готовясь к походу в номер шефа, и добавляю контраста в объяснение, чтобы, как говорит Тамаев, повысить свой рейтинг: - Есть в пресс-службе местного правительства одна гнида - вот он ничем не гнушается. На днях английской телевизионной группе аккредитацию организовал за пятьсот долларов... Впрочем, англичан не жалко.
Они тут над Кавказом роятся, как мухи над говном. До всего им дело есть. Но французов за что обобрал на прошлой неделе?! Приличные были ребята. Русских любят. Баба у них в команде обаятельная.
– Вот из-за бабы-то тебе французов и жалко, - язвит Кармен. Она уже стоит в дверях, причесанная и настроенная покорять мужчин. Пусть даже и старого Соломина.
– Я вообще французов люблю. Литературу, кино. Увидеть Париж, и умереть!..
Фанни Ардон, Софи Марсо... На коленях за ней ползти по Елисейским полям! Ох!
– и краем глаза наблюдаю за Кармен.
Анна скрещивает руки на груди и насмешливо щурится:
– А я вот испанцев люблю. Вернее, культуру с испанскими корнями.
– Это чувствуется. По умению обращаться с ножом, - подначиваю я. Чего, разумеется, не скажешь о корнях немецких.
– Ой, немцев не переношу! Этот их каркающий язык! Единственный приличный писатель - Ремарк, и тот еврей.
– Так-так, интересно, что ты скажешь про евреев?
– я улыбаюсь про себя и сажусь, чтоб закурить.
– Ничего. Это слишком безнадежная тема. Но испанцы! Я даже пыталась учить испанский язык. Но потом узнала, что в Испании на автодорогах повсеместно висят щиты с надписью "Курва проибида" (что означает "Опасный поворот") и занятия языком бросила, чтоб не разочаровываться. Чужой язык прекрасен, когда его не знаешь. Мне жаль полиглотов: они не могут наслаждаться музыкой неведомой и таинственной речи... А бой быков! Кровь и песок, восторг и ужас!.. Я коплю деньги на поездку в Испанию. Это у меня идея-фикс. Хочу вживую услышать испанскую музыку.
Где-нибудь в Сарагосе, под блистающим небом... Когда я в первый раз услыхала по телеку гитариста Пако де Лусию и увидела, как он играет и плачет, роняя слезы на струны, - сама разрыдалась... Я в юности была чувствительной девочкой...
– Да и теперь не каменная. Кармен верхом на рыжем Прокураторе с ножом в руке - тоже нехилая картинка. Русская коррида: баба, убивающая пьяного мужика...
– Не сбивай меня с волны!
– резко отмахивается Кармен.
– Так вот, в детстве я даже занималась в студии бальных
– Теперь, наверное, сына заставляешь учиться танцевать?
– Ты за моего сына не переживай, - обрывает меня Кармен.
– Он уже загружен.
На самбо ходит. А мне с малолетства страшно нравились латиноамериканские штучки-дрючки. Порывистые движения, огонь страстей!
– Господи, как красиво! Откуда у немки испанская грусть?!
– иронизирую я.
– Тебе бы стихи писать, а не унылую прозу о смерти.
– Не волнуйся, в моей прозе есть и любовь, и гибель...
– Анна неожиданно теряется.
– Некоторые козлы этого не почувствовали.
– И кто же они, эти козлы?
– я невольно любуюсь искрящейся молодой женщиной и думаю: "Неужели она заныкала пистолет?.. Зачем?.."
– Почему у тебя нет никакой музыки?
– вдруг ни с того ни с сего спрашивает Анна.
– Мне что-то захотелось танцевать. У твоего деда музыка есть?
– Стоит "ящик" - аудиоцентр. Но есть ли диски или кассеты - не знаю.
– Прошу тебя: сходи вниз. Там в вестибюле музыкальный киоск. Лучший в городе. Тут ведь все-таки интуристовская гостиница, хотя вы ее в связи с военной обстановкой упорно в казарму превращаете. Здесь раньше приличные люди бывали, классику покупали. Я сама кое-что брала. В том числе и какие-то испанские аудиокассеты. Сходи! Черные глаза Кармен смотрят на меня с мольбой.
– Не хочется что-то. Удобно ли это будет - танцы устраивать в номере шефа.
Мы с ним балов тут еще не закатывали.
– Я догадываюсь, что вы тут закатывали, - машет рукой Кармен.
– Глаза водкой залили, животы мясом набили, и давай рассуждать о тяжкой доле русского народа! Что, не так?
– Может, и так, - нехотя соглашаюсь я и пускаюсь в откровения: - Ты знаешь, я раньше никогда не похмелялся водкой. Переберу иной раз, пива с утра выпью - и в порядке. А тут с дедом стал работать, он меня и сломал. Пьем же, как сапожники.
Особенно Соломин. Его все время таскают по всяким баням, банкетам, гостям...
Утром ходит по кабинету из угла в угол - мрачный, как сыч, щеки сиреневые... Я молча за пивом сгоняю, поставлю трехлитровую банку на стол и предлагаю: "Ваше превосходительство, может, пивка для рывка?" - "Можно", - говорит. А через полчаса, уже поправившись, начинает: "Знаете ли вы, господин майор, что пиво - не строевой напиток?" - "Виноват, - говорю, заблуждался я в своей короткой жизни.
Исправлюсь".
– "Сколько эта злодейка стоит?" - спрашивает и протягивает деньги.
Я - опять в магазин. И так каждый день. У него уже здесь сердечный приступ был. В нашем военном госпитале капельницей из криза выводили...
– Кошмар, - качает головой Анна.
– Ну, я молодой. И то тяжело. А дед?! Прямо жалко его. Как он выдерживает?
И ведь не скажешь, что алкоголик. Недавно после брифинга ему говорю: "Ох, как вы красиво поддели последний телерепортаж энтэвэшников! Да и вообще, хорошо выступили". А он мне: "Ты думаешь, Андрюша, я что-нибудь помню? На автопилоте с утра". Я обомлел. Шестьдесят девять лет мужику!