Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Булычев Кир

Конечно же, Матвей не сказал этого. А президент Академии был искренне благодарен чекисту – на прощание он пожал ему руку и начисто забыл попрощаться с Шавло.

– Черт с ним, – сказал Матя, когда они спускались вниз.

– Вы не правы, – рассудительно заметил Вревский. – Я глубоко уважаю академика Комарова, и в его положении совершенно естественно заботиться о судьбах ученых.

– Вам хорошо решать, а когда я просил об этом – кто меня слышал?

Вревский не стал спорить – они должны были посетить первого заместителя наркомвнудел Лаврентия Павловича Берию, который займет место Ежова, выздоровеет тот или нет. Ежов

должен будет ответить за преступления… впрочем, сегодня никто не может сказать, что будет с Ежовым. События разворачиваются столь быстро, что даже самый тупой из чекистов понимает, что лучше не высовываться.

Аудиенция у Берии была краткой, будущий нарком спешил. Он был любезен, маленькие стекляшки пенсне были расположены так, что вместо глаз ты все время видел какой-то неверный отблеск, лицо его было покрыто гладким сытым подкожным жирком жуира и распутника. В то же время от него исходила сила злодейства, которой не чувствовалось в махонькой куколке – Ежове.

Берия поздравил Шавло с выборами в академики и заметил с краткой улыбкой, что и сам надеется когда-нибудь удостоиться такой же чести. Он был серьезен – и когда поздравлял, и когда высказывал свои надежды. Затем они вкратце переговорили о нуждах строительства. Берия сказал, что сам прилетит в Ножовку на той неделе, чтобы ознакомиться с делами на месте, – международная обстановка усложнилась, и придется кинуть все силы на то, чтобы произвести хотя бы пять или шесть таких бомб.

– К сожалению, – сказал Матя, – это пока выше наших возможностей.

– Вы забываете, что мы с вами коммунисты, – сказал Берия, с тяжелым, будто пародийным на Сталина, грузинским акцентом. – И для нас нет невозможного. Если вам нужен миллион человек, я вам дам миллион человек, а если миллион долларов, я вам дам сто тысяч долларов. – И Берия искренне засмеялся своей шутке. Что ж, пришло следующее поколение власти.

Берия спросил, не останется ли Шавло у него отобедать. Но вопрос был задан так, что ставший крайне чутким к полутонам и недомолвкам Матя понял, что Берия отдает дань вежливости, и сказал, что устал с дороги и ему надо привести себя в порядок.

– Тогда до завтра, – сказал Берия. – Надеюсь, что мы с вами сработаемся.

Вревский отвез Матю в закрытую гостиницу НКВД. Правда, по дороге согласился поездить с ним немного по Москве.

– Я вас понимаю, – сказал он, – я сам так редко бываю среди нормальных людей.

В Москве было много новых зданий. Тверская, теперь улица Горького, стала широкой, пока еще полуразрушенной, но в будущем парижской улицей. Исчез, правда, Страстной монастырь.

Когда вечером Матя, выспавшись и изучив на досуге диплом академика («Все же я в десять раз более заслуженный академик, чем эти ничтожные бухгалтеры клинописи или счетчики генов у мушек-дрозофил»), хотел выйти погулять в леске, окружавшем гостиницу, за ним увязался тягач – у него теперь, наверное, до конца жизни будет тягач. Тягач был в штатском, но дородный, в заслуженных чинах.

Они погуляли по небольшому парку, окружавшему особняк, и Мате вдруг показалось, что он снова в Узком, откуда и началась вся эта история. Внизу заблестел под вечерним солнцем пруд, и Матя резко повернул обратно в гостиницу. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать.

На следующий день Матю повезли в Кремль.

Там, в большом кабинете Сталина, он увидел вождей страны. Вожди были знакомы по портретам

и потому должны были быть крупнее и значительнее. Они оказались мелки и обыкновенны.

Члены Политбюро мушиным роем толклись неподалеку от двери – как будто нечто запрещало им приблизиться к столу, за которым они будут заседать, а уж тем более к месту, которое занимал Сталин. Так как Матя уже бывал в этом кабинете, он знал место, которое занимал за длинным столом Сталин. Там же в кабинете поглубже стоял и рабочий стол вождя. Матя сделал несколько шагов вдоль длинного стола заседаний, чтобы получше присмотреться к столу, за которым решаются судьбы мира.

Там лежали какие-то бумаги, журнал «30 дней», в углу, стопкой, книги и поверх них слева – настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром, какие изготовляют, видно, с начала века, – такую и сегодня можно купить в «Мосторге». Но внимание Мати привлек блестящий предмет, лежавший на столе вместо пресса: стопка бумаг была придавлена стальной каплей от парашютной вышки – из эпицентра взрыва.

Матя невольно попятился, и, неправильно поняв его движение, Микоян сказал:

– Не стесняйтесь, академик, здесь нет тайн.

Но Матя понял, что хочет уйти из этого кабинета как можно скорее, – тот же ужас, какой преследовал его в первый визит в этот кабинет, охватил Матю. Идиот, подумал он о великом вожде, неужели он ничего не чувствует? Это же опаснее, чем ежедневно жрать мышьяк!

Вожди здоровались по очереди, бритый здоровяк – кажется, его фамилия Хрущев (Матя не ко всем переменам в Политбюро успел привыкнуть) – показал в улыбке несколько золотых зубов и спросил добродушно:

– Как у вас там летом, можно теплицы устроить?

– Теплицы? – Матя был удивлен.

– Мы устроим, – сказал Берия, опекавший Матю и не отпускавший ни на шаг.

Наркомвоенмор Ворошилов был недоволен этим и не скрывал своих намерений. Он сказал Мате, не глядя на Берию:

– Мы готовим документы о передаче ваших объектов в наркомат вооружений. Так что готовьтесь к военной дисциплине.

Берия улыбнулся и ответил за Матю:

– Мы еще посмотрим, в каком наркомате нам удобнее работать: в том ли, в котором мы за шесть лет создали оружие, или в том, где за двадцать лет ни хрена не смогли сделать.

Вышел маленький человек в полувоенной одежде – секретарь Сталина Поскребышев – и сказал, что Политбюро не состоится, ввиду того что товарищ Сталин сейчас занят.

Где, как, почему – этого не положено было знать даже самым близким его соратникам.

Пока собравшиеся в некоторой растерянности переваривали эту информацию, вперед выступил похожий на доброго козлика президент СССР Калинин. Он спросил у секретаря Сталина:

– А как же награждение?

– Награждение проведите сейчас, – сказал тот и остался стоять в дверях, ожидая, что Калинин выполнит это указание.

Калинин взял со стола коробку и небольшую книжку в темном кожаном переплете.

– Дорогой товарищ Шавло, – сказал он, направляясь к Мате и держа перед собой коробку и книжку, как ключи от сдаваемого врагу города.

Он открыл коробку – там лежал орден Ленина.

У Мати дрогнуло сердце. Он не ожидал такого сладкого сюрприза.

Он сделал шаг навстречу Калинину, а тот обернулся и растерянно спросил:

– А как же? У него нет петлицы? Может быть, у кого-нибудь найдутся ножницы, чтобы… ах, впрочем, что я говорю.