Книга снов
Шрифт:
Мы идем в паб «Орел и дитя», который разместился в белом доме на улице Святого Эгидия, тут все как в пещере и удивительно маленькая барная стойка. Майфони Кук тоже уже подошла и заказывает для нас чай.
Я рассказываю о Мэдди. О несчастном случае. О коме. И о том, что гораздо проще вернуть человека, когда его окружают вещи, которые он любит. Библиотекарша делает большой глоток чая и подзывает официанта.
– Оливер, принеси, пожалуйста, джин, – заказывает она. – И пожалуй, лучше двойной.
Она сжимает руки.
– Еще маленькой девочкой Мэдлин ходила в библиотеку. Ей нравились истории, особенно про девочек, которые спасали себя сами. Например, «Голодные игры»[39] или «Пеппи Длинныйчулок»[40]. Никаких историй о принцессах.
Миссис Кук сообщает, что Мэдлин больше нравятся кошки, чем собаки, синий цвет – больше, чем зеленый, что родители ее очень любят – любили, исправляется она и плачет, но почти без слез, только вытирает глаза носовым платком и залпом проглатывает свой двойной джин.
Еще миссис Кук рассказывает, что Мэдди любит французский яблочный пирог – тарт Татен.
– Однажды она прочитала о нем в какой-то французской поваренной книге. Он готовится «наизнанку», с корицей и карамелью, карамелью с морским соленым бретонским маслом.
Она так и сказала: «наизнанку» и «морским соленым», и в этот самый момент я понял, что не хочу остаться без Мэдди. Больше никогда. На всю жизнь.
– Можно мне приехать к ней в Лондон? – спрашивает миссис Кук. Я киваю и смотрю на Эдди. Без нее все это просто не состоялось бы.
– Да, – отвечаю я. – Приезжайте. Приезжайте скорее. Мэдди очень одиноко.
– Нет, дорогой мой! – говорит Майфони. – У нее же есть ты.
И в этот момент я не знаю, куда деть глаза – от счастья и боли.
Но у меня есть еще один вопрос.
– Скажите, а что Мэдди нравилось больше всего? Может, что-то она хотела получить?
Майфони Кук задумывается. И наконец отвечает:
– Пижамную вечеринку.
День 35-й
ГЕНРИ
Когда-то я был в начале жизни.
Когда-то я был бессмертным. Теперь я мертв или почти мертв.
Все верно, это правда: я почти мертв.
Я лежу на спине под фонарем, а мое же сердце выталкивает из меня кровь большими толчками.
Левой рукой я ощупываю асфальт подо мной, а потом прошу молодого человека, который недоверчиво смотрит на меня, снять с меня часы и держать их перед моим лицом. Я хочу точно знать, когда пробьет последний час. Я хочу знать, когда умру, в конце этого серого дня.
Без Эдди жизнь потеряла все краски, ритм. У меня такое чувство, будто последний светлый октябрьский день превратился в один долгий серый день.
Я провел этот долгий мрачный день в поисках правды. Мир тогда казался
Возможно, все дело в алкоголе.
Если я задерживался в Лондоне в ожидании спасительного нового заказа, то мне казалось, будто я подыхаю в клетке большого города. Я много пил, и, когда встречался в эти угарные ночи с женщинами, которые давали мне понять – то напористо, то тактично, – что я могу провести у них ночь, расслабиться, я не шел с ними.
Что, если бы пришлось целовать их? Обнимать? Раздевать? Смотреть на них, как они того хотели?
Смотреть на них мне, человеку, который не смог удержать то, что любит?
Я шатался по городу, как обычно, как обычно, пил, чтобы заглушить боль, но оставался недостаточно пьяным, чтобы забыться без сновидений. Там, где часть уличных фонарей уже не горела, он и ждал меня в темноте.
Карл.
– Эй, кореш, знаешь, нужна помощь, – заявил он. – Я Карл, а ты?
– Генри.
– Знаешь, у меня двое детей, но я ширяюсь, и жена говорит, что не хочет этого видеть, и вот я тут. Поможешь мне?
Ясно, что искал он не утешения и не психотерапии. Я отдал ему все деньги, которые у меня были.
– А мобильник, кореш?
Я отдал ему мобильник.
– Черт, он древний. – Он выбросил мою «Моторолу» в кусты.
Он и правда смахивал на загнанного отца семейства, но и в свете ночи гримасы выдавали в нем наркомана.
– Я нюхаю, глотаю, закидываюсь всем, чем могу. Скажи-ка, который час? – спросил он с нетерпением.
Я взглянул на часы.
– Почти три.
– Часы гони!
– Мы могли бы пройти до банкомата.
– Забудь. Слишком много народа. – Он почесался, глаза у него были красными. – Давай часы, быстро!
– Сейчас есть препараты, которые помогают завязать и…
– Заткнись и гони часы!
– Нет. Это часы моего отца.
– И? Сдох он, что ли? Гони чертовы часы, а то на фиг руку отрежу!
Часы я ему не отдал, а кулаком в челюсть заехал. Карл отомстил, пырнув меня ножом между левой подмышкой и грудью.
Нож был холодным, и больно стало, когда Карл вытаскивал его.
Я дополз до ближайшего фонаря, там меня заметила юная парочка из Сассекса и вызвала «скорую помощь». Молодой человек показывает мне циферблат, чтобы я знал час своей смерти.
Последнее, что я вижу, – это часы моего отца, которые остановились на без пяти три.
Потом останавливается мое сердце, вытолкнув из меня всю кровь.
День 36-й
ГЕНРИ
Я ощупываю левой рукой асфальт, а потом прошу молодого человека помочь мне подняться и вызвать «скорую». Он недоверчиво смотрит на меня.