Книга снов
Шрифт:
– Хорошо, я попробую. Но спорим, ты будешь смеяться, – пожалуйста, ну пожалуйста, засмейся! Суперобезьяной стану, если ты хоть разок улыбнешься.
Я ставлю айпад на столик у ее кровати, двигаю подставку ближе к лицу Мэдди и снова запускаю сцену, в которой Бэби поднимается по лестнице, пританцовывая и смешно виляя бедрами, а потом пытаюсь повторить ее движения.
– Так, Мэдди?
Я подбочениваюсь и кручу попой. Ну, по крайней мере, стараюсь.
Выплясываю в пижаме персикового
Думаю, Мэдди умирает со смеху.
Я танцую и даже вхожу в раж. Танцую, глупо и разнузданно двигаюсь, как еще никогда в жизни, и в это время влюбляюсь в Мэдди. Я влюбляюсь в нее, как в песню всей моей жизни, которую буду слушать снова и снова, которая станет саундтреком моей жизни, ибо она и есть моя судьба.
Неудивительно, что дверь я из виду упустил.
– Эй, Сэм? Или как там тебя, юноша, похожий на Сэма, у тебя что, голубые тени никак?
В палату заходит сестра Марион, я спотыкаюсь в своих Бэтмен-тапках и краснею.
– Думаете, зеленые пошли бы мне больше? – спрашиваю я, едва переводя дух.
– Не дерзи. Что тут у вас происходит?
– Мы празднуем день рождения Мэдди.
– Вот так?
– Девчонки празднуют так.
– О! Ясно. Хорошо. Конечно. – Она продолжает разглядывать меня с ног до головы, и я поворачиваю голову налево, чтобы заглянуть в зеркало в шкафу, – поразительно, как по-идиотски можно выглядеть, если хоть чуть-чуть постараться.
Марион показывает на айпад.
– Что вы там смотрите?
– «Грязные танцы». Там про дыни.
– Да что ты? Это Бэтмен у тебя на ногах?
– Угу.
Сестра Марион берет глазные капли, отточенным движением увлажняет зрачки Мэдди и садится на край кровати, чтобы посмотреть фильм.
Я возвращаюсь на свое прежнее место и приподнимаю айпад, чтобы всем было видно, хотя при этом у меня затекают руки. Ну и пусть.
Время от времени я чувствую, как весь заливаюсь краской, когда начинаются все эти поцелуи.
– Целоваться полезно, – объясняет Марион. – Обмениваясь слюной, мы укрепляем иммунитет.
– Фу! – Меня передергивает.
Мэдди хихикает. Мне так кажется.
Действие тем временем принимает другой оборот.
– Эй, почему он не объясняет отцу Бэби, что ребенок не от него?
Тогда не было бы фильма!
– Вот оно что! Черт, я и не подумал. – Я в восторге. Хотя с нами Марион, Мэдди продолжает говорить со мной. Только в моей голове, правда, но определенная порция безумия мне уже не повредит.
Как тебе Джонни, он милый? – спрашивает Мэдди.
– Милый? Ну не знаю, нет. А ты думаешь, он милый?
Джонни – нет. Мне кажется, ты милый,
Ерунда. Так Мэдди не сказала бы никогда. Никогда, никогда, никогда. И нужно прекратить постоянно воображать, что она отвечает именно так, как мне понравилось бы.
– Тук-тук, мы слышали, тут есть тортик?
В палату заходят еще два врача и Лиз, физиотерапевт. На них крошечные дурацкие колпачки, какие обычно носят в канун Нового года. Лиз протягивает и Марион колпачок, который та преспокойно надевает.
В мгновение ока я перестаю чувствовать себя единственным идиотом.
– Что вы тут делаете? Сэм, на тебе что…
– Да, это Бэтмен. А еще бывают тапки с Суперменом.
– Не сомневаюсь, – говорит одна из врачей глухим голосом, остальные хихикают. Мэдди тоже. Женщины бывают реально странными.
В конце концов мы впятером сидим на кровати и смотрим «Грязные танцы», и все – действительно все, кроме нас с Мэдди, – хлюпают носами.
Ладно-ладно, немного трогает, согласен.
– Сэм, это ты испек пирог? – спрашивает сестра Марион, показывая на тарт, когда заканчиваются титры.
Я киваю.
– Это тарт Татен! – восклицает в восторге Лиз.
– А где же свечи?
– Сначала еще караоке, – объясняю я и вытаскиваю из рюкзака розовый игрушечный микрофон.
– Вот невезение. Только начинается веселье, а мне пора уходить, – вздыхает одна из докторов и смотрит на свой пейджер, Лиз тоже прощается с нами, с тоской глядя на пирог.
– Мой рабочий день уже закончен. И я люблю караоке, – говорит вторая докторша, а сестра Марион контролирует измерительные приборы и спустя две-три минуты ворчит:
– Ну хорошо. Но только потому, что это вы. С Мэдди все в порядке. Она немного вспотела. Тебе весело, дорогая?
– И что за песни у тебя в караоке? – спрашивает врач. Я вижу, что на ее бейдже написано «Бен. Ширин». Бен? Она с любопытством смотрит в айпад.
– Я Бенни, – говорит она. – Это уменьшительное от Бенедикты. На табличке не помещалось.
– Ясно. Я Сэм. Сэмюэль Ноам Валентинер. Тоже не поместилось бы.
– Да уж. – Доктор Бенни прокручивает мамин плейлист на айпаде.
– Не может быть! «Королева танцпола»! «Dancing Queen»! – вдруг вскрикивает она. – Марион, вы знаете эту песню?
– Дорогая, мне пятьдесят один, а не сто пять. Конечно, я знаю «АББА».
Бенни возится с айпадом, настраивает звук, объявляет: «Итак, Мэдди, только для тебя!»
Она забирает у меня розовый микрофон.
Потом обе женщины встают перед кроватью Мэдди и поют «Dancing Queen», поют чертовски хорошо. Бенни – основной голос, Марион – бэк-вокал.