Книга снов
Шрифт:
Бог подмигивает мне.
– Поздравь ее и от моего имени, хорошо?
Если бы ты только знал, думаю я. Если бы только знал.
– Кстати, у твоего отца сегодня были двое посетителей, – говорит доктор Сол. – Молодой человек, Ибрагим, и Грег, старый друг твоего отца, на которого он работал. Ты их знаешь?
Я мотаю головой. Я никого не знаю. Жизнь моего отца и моя никак не пересекались до несчастного случая.
Я чувствую, как на какое-то мгновение во мне закипает ненависть к нему. За то, что он болен. За то, что хочет ускользнуть. За то, что мне
Бог протягивает мне визитку:
– Вот. Тут телефон Грега, он журналист. Позвони им. Расспроси об отце. Достань их по полной, обещаешь?
Я киваю, надеваю рюкзак, поднимаюсь на лифте на пятый этаж, иду по коридору и легонько открываю ногой дверь в палату Мэдди.
– Привет, это я, Сэм.
Она лежит на кровати с открытыми глазами. Я слегка покачиваю тортом в поле ее зрения.
– Сегодня у тебя день рождения, – тупо сообщаю я.
Она же знает. Но все же я собираюсь сделать то, что реально очень не люблю, очень.
Петь.
– Happy birthday to you, – начинаю я. – С днем рожденья тебя. – И поскольку, кроме меня, на ее дне рождения больше никого нет, я начинаю петь чуть громче и веселее: – С днем рожденья, дорогая Мэдди, с днем рожденья тебя!
Она смотрит на меня, но не видит, и я бросаю взгляд на ее больничный лист. Скоро придет время для капель в глаза.
– Так, хорошо, – говорю я. – А это tarte aux pommes – яблочный пирог. Татен. Жили когда-то две сестры, Стефани и Каролин Татен, жили они в Орлеане. Там, откуда родом Жанна д’Арк. И это мой первый пирог, так что не суди строго. Но я нашел французское масло с настоящей морской солью, яблоки из Сассекса, ну да, вот так. Ну что, разрезать пирог?
Мэдди не отвечает, тогда я предлагаю:
– Или сначала посмотрим кино? А потом съедим пирог? У меня все с собой.
Я достаю айпад, который тайком стащил с маминого ночного столика. Потом пижаму из сатина, персикового цвета, тоже мамину, и домашние тапочки, которые непременно хотел иметь Малкольм: они, видите ли, с лицом Бэтмена. Огромные. Я все это быстро надеваю.
– Тадам! – произношу я и поворачиваюсь перед ней, кровь пульсирует в висках, и я себе кажусь настоящим идиотом. Ну и пусть. Все сделаю, лишь бы она улыбнулась. Или хотя бы повела глазами.
– На тебе пижама уже есть, так что, я бы сказал, у нас будет супервечеринка в честь твоего дня рождения. Сначала потанцуем или споем караоке? Или распакуем подарок? – Я вытаскиваю маленький сверток из кармана. – Не сейчас? Ну хорошо, положу его сюда, на столик. Что? Нужно сначала накраситься? Ладно, я как раз случайно кое-что прихватил.
Я достаю свежеприобретенную косметику.
– Поможешь мне? – Спрашиваю я Мэдди. – Да? Тогда подержи зеркало. – Я прислоняю зеркало к ее подушке и пытаюсь как-то положить крошащуюся голубую массу на веки. Я малость промахиваюсь, начинает адски жечь, не представляю, зачем женщины это делают. Я выгляжу как мерзкий клоун из романа Стивена Кинга[41]. А земляничный блеск на
Все же я спрашиваю Мэдди:
– Ну как я выгляжу? Как Кейт Уинслет, да?
Я прислушиваюсь и отчетливо слышу, как Мэдди хихикает.
Где-то.
А может, мне кажется.
По крайней мере, Скотт в моей голове определенно посмеивается.
– Тебя тоже накрасить? Нет? Не твой цвет? Что? Блеск для губ? Даже не думай. По вкусу это совсем не земляника, клянусь тебе.
Но ей все равно хочется.
– А ты знала, что запах земляники делают из опилок? Точно-точно!
Все же я осторожно наношу блеск на ее губы. Мэдди замерла, чтобы у меня получилось ровно. Потом подношу к ней зеркало.
– Вообще-то, тебе это не нужно, Мэдди.
Потому что ты и так красивая, но этого я уже не говорю вслух.
Я уверен, Мэдди сейчас сказала бы мне: «Спасибо, Сэм».
Представляю, как она это произносит, и начинаю смущаться.
– Так, что теперь? – спрашиваю я.
Сейчас я бы посмотрела фильм, Сэм.
– Это можно, Мэдди. Как насчет фильма о танцах?
Он романтический?
– Думаю, да. Определенно да. Ты против?
Нет! Я рада, что ты достал фильм! Только, надеюсь, не пошлый.
– «Грязные танцы», знаешь такой? Понятия не имею, пошлый он или нет, но можем посмотреть начало.
Я осторожно сажусь рядом с Мэдди на кровать.
Беру айпад, запускаю фильм и держу экран так, чтобы нам обоим было видно.
– Тебе видно?
Она молчит зачарованно.
И вот началось.
О боже.
– Что она делает? Это что, дыни? Мэдди, ты это видишь?
Девочки, они такие, Сэм. Мы стесняемся.
– Понятно, но не настолько же!
В фильме рассказывается и правда невероятная история.
– С этим парнем вообще все в порядке? Носит какие-то странные вещи. Что у них с волосами? Девчонкам это что, нравится? Что за имя такое, вообще, Бэби?
Большинство девчонок, которых я знаю – а знаю я немногих, если уж говорить честно, – постоянно кривляются и закатывают глаза со словами «Ты это серьезно?». Вот что мне нравится в Мэдди: она всегда остается невозмутимой.
Потом начинаются танцы.
Да уж.
Ясно.
И это нравится девчонкам?
Что сказал бы Скотт? «Женщин не обязательно понимать, чтобы любить. Кошек или бегемотов мы тоже не понимаем и все же находим их восхитительными».
– Извини. Что фильм настолько романтический, я не знал.
Н-да, Сэм. Боюсь, тебе придется это искупить. Можешь станцевать то, что она сейчас танцует?
– Нет.
Ну пожалуйста.
– Мэдди, я не умею не только петь, но и танцевать!
Пожалуйста, Сэм!
Я смотрю на прекрасное лицо Мэдди, которое ничего не выражает, и уверен, что она со мной, притаилась, чтобы все не испортить. Ладно. Так и должно быть. Она точно рядом. Но долго ей не продержаться, уж я постараюсь.