Книга снов
Шрифт:
Вижу Сэма – он все понимает.
И вот я готов.
Море кажется спокойным, и на поверхности отражается солнечный зимний день. Я всегда любил этот цвет больше всего. Эта светлая синева с металлическим отливом, прозрачная, как стекло, так похожая на небо.
Я встаю, лодка качается. Весла теперь в лодке. Они мне больше не понадобятся.
Потом прыгаю и разбиваю отражение.
Нужно нырнуть глубоко, чтобы найти девочку.
Море утащило ее глубоко, очень глубоко, оно желает сохранить ее там, где-то между рифами, ракушками
Она в руках последней тени, той прекрасной женщины, которая хотела бы облегчить конец жизни всем нам. Она отнесла бы нас на остров, без боли, без страха. Но и у нее свое предназначение и своя стихия, она может не все, но ей известно, когда приходит время.
Она видит меня и вовсе не удивлена.
Я дотягиваюсь до волос-водорослей Мэдлин. Мне удается схватить ее за нежную, тонкую ручку. Тяну ее к себе, захлебываюсь, вода соленая и ледяная. Глоток за глотком она охлаждает меня, заполняет внутренности, легкие. В конце концов она зальет и мое сердце.
Море обнимает меня целиком, будто радуется встрече после долгой разлуки, будто счастливо после многих лет снова увидеть меня и больше никуда уже не отпускать.
Оно и не должно меня отпускать.
Маленькое, удивительно знакомое лицо приближается ко мне. Мэдди смотрит на меня, и в ее взгляде столько вопросов, столько доверия и надежды.
Я покрепче обхватываю ее.
Теперь мы оба держим ребенка: я и тень.
Когда я погружаюсь в тень, то будто хватаю тину, ощущаю влажный луг, траву и цветы, дикие, высокие и…
ЭДДИ
– Смотри, малышка. Я не скосил луг, оставил всю траву как есть. Нравится тебе?
– Да, папа, – отвечаю я.
– А единорогу понравится?
– Очень.
Отец улыбается, шагая по лугу. Я вижу, как маки качают своими головками, когда он проходит мимо, и вот его уже нет. Сердце сжимается в груди, когда он уходит, мне всегда мало времени, очень мало.
Но сон продолжается, и я знаю, что сплю. На небе голубая луна. Я иду по высокой траве за нашим домом. Стебли достают мне почти до подбородка, я смотрю поверх их пушистых соцветий-метелок.
Утро занимается, и из золотого сплетения сияющих на солнце стеблей и голубых сумерек вдруг выступает единорог.
Я не решаюсь поздороваться с ним.
Он прекрасен, большой, сильный зверь, такой красивый, но он ранен, это видно по его поступи. Единорог ранен в единственное свое уязвимое место.
В сердце.
С тобой я в безопасности, думает он, и я понимаю его мысли. Он приближается и ложится в траву очень медленно, а в его обычно таких ясных и живых глазах невыносимая боль.
Я осторожно ступаю по мокрому от росы лугу, мимо маков, васильков, подсолнухов.
Опускаюсь на колени возле единорога, которого ждала так долго, так бесконечно долго.
Его окружает вечность.
И он ничего
Он медленно склоняет голову, и его сверкающий рог погружается в густую траву.
Сомнений нет.
Я глажу единорога по голове. Как мне знакома ее форма. Как открыт этот ясный бесстрашный взгляд – искренний, призывный, мне хочется заглянуть еще глубже, открыть эти темные, глубокие, бесконечные дали, где нет страха и печали.
Что он знает? О чем хочет мне рассказать?
У меня тысячи вопросов, но есть один, самый важный.
– Что мне нужно знать?
Единорог смотрит на меня, и его ясные глаза меняются.
Вдруг мир опрокидывается.
Я с Генри лежу в траве, в зарослях бамбука на крыше старого склада тюльпанов. Двустворчатая дверь, ведущая на деревянную лестницу к моему лофту, открыта.
– Люби меня, – прошу я.
– Конечно, – отвечает он. – Всегда.
Он поворачивается на бок и своим теплым пальцем рисует круги на моем животе. Сначала маленькие, вокруг пупка, потом все шире. Они покрывают мой живот, грудь, венерин бугорок, бедра. Он стоит на коленях возле меня и обеими руками гладит меня, и мне хочется плакать от облегчения – так это прекрасно, мне так этого не хватало, так сильно не хватало.
И вдруг он тихо произносит:
– Знаешь небольшую капеллу Святого Самсона? Когда ты туда приедешь, я тоже буду там. Я буду везде. Всегда. Буду сопровождать тебя и ждать. Тебя и Сэма.
Его руки теперь замерли.
– Продолжай, – прошу я.
– Порой случается невероятное, – добавляет он, и его руки теперь творят тоже что-то невероятное, и мне так хорошо. – Это реальность, но необъяснимая ее часть.
– Займись со мной любовью еще раз.
Он улыбается.
– Хорошо.
Генри накрывает меня своим телом, заслоняет небо и звезды своими поцелуями, мы сливаемся в единое целое, и все границы исчезают. Мое тело не ведает больше границ. Генри во мне, а я – в нем.
Он медленно поднимается и поднимает меня, садится, я сижу у него на коленях, поджав ноги, потом выпрямляю их и соединяю лодыжки за его спиной. Он держит меня в своих объятиях.
Мы смотрим друг на друга, и ветер проносится мимо нас, голубая луна льет свой свет, и в глазах моего мужчины волнуется далекое море.
Он кладет свою руку мне на сердце.
– Мне очень жаль, любимая. Я всегда любил тебя и был бы рад стать тебе мужем.
– Ты и так мой муж.
Генри улыбается.
– Ты должна жить, Эдвинна. Просто жить.
Он покидает мое тело, и значимым стало отсутствие, теперь лишь пустота, она все заметнее. Теперь это навсегда, я знаю.
Генри встает, мы держимся за руки.
Потом он отпускает мою руку.
«Не надо! – хочу я крикнуть. – Не уходи!»
Но он уже уходит. Повернувшись ко мне лицом, все быстрее и быстрее. Он смотрит на меня, не отводя глаз, и они полны любви.