Книга тайных желаний
Шрифт:
Я догадывалась, к чему он ведет, но сомневалась, что хочу это знать. Он привел меня туда, где все началось. Гораздо позже я поняла, что начало и конец — суть одно: как змея кусает свой хвост, так всякое начало приходит к концу, вновь становясь началом.
— Движение ширилось, — продолжал Иисус. — Теперь, когда Иоанн в тюрьме, его судьба под угрозой. Я не могу позволить нашему делу погибнуть.
— Ты хочешь возглавить движение? — спросила я. — Оно станет твоим?
— Я пойду собственным путем. Наши с Иоанном взгляды разнятся. Его задача — расчистить путь, чтобы Господь помог нам сбросить римское ярмо и установил свое правление на
В этой пещере он впервые рассказал мне, как представляет себе царство Господне: как торжество сострадания, пир, на котором всякому рады.
— Господь действительно избрал тебя. — Я в этом не сомневалась.
Муж прижался ко мне лбом и замер. Я до сих вспоминаю тот момент, когда мы соприкасались лбами, образуя единый шатер из наших жизней. Потом Иисус поднялся с земли и прошелся по пещере. Я смотрела на него и видела клинок, летящий в цель, и это зрелище ошеломило меня. Пути назад не было.
— После свадьбы Саломеи в Кане я расскажу о себе в синагоге Назарета, а потом вместе с Иудой отправлюсь в Капернаум. Симон, Андрей, Филипп и Нафанаил ждут меня там, и я знаю, что к нам готовы присоединиться и другие: сыновья Зеведеевы, мытарь Матфей.
Я тоже встала:
— Я пойду с тобой. Куда ты, туда и я. — Я не кривила душой, но даже мои уши уловили странную обреченность, которую мне не удалось объяснить.
— Ана, ты можешь пойти со мной. У меня нет предубеждения против женщин. Я рад всем. Но будет трудно: придется скитаться по деревням, ночевать под открытым небом. У нас нет покровителей и нет денег, чтобы прокормиться и одеться. К тому же путь опасен. Мои проповеди настроят священников и фарисеев против меня. Уже слышны голоса, называющие меня новым Иоанном, подстрекающим сопротивляться Риму. Шпионы Антипы не пропустят такое мимо ушей. Тетрарх разглядит во мне мессию, бунтовщика, второго Иоанна.
— И арестует тебя. — Я была в ужасе.
Его губы тронула кривая улыбка. Момент для шуток был неподходящий, но муж почувствовал мой страх и, желая разрушить его, сказал:
— Подумай о полевых лилиях. Они не заботятся о завтрашнем дне, и все же Господь заботится о них. Он позаботится о тебе куда лучше меня.
XXXI
Несколько дней после возвращения Иисуса я готовилась к путешествию. Мы с Йолтой перестирали весь ее скудный запас одежды и развесили сушиться на колышках в кладовой. Я выбила ее тюфяк и пришила к нему кожаный ремешок, чтобы она могла нести его на спине. Наполнила бурдюки, завернула соленую рыбу, сыр и сушеный инжир в полоски чистого льна и набила ими мешок.
Я подшила наши сандалии, вложив внутрь дополнительные куски кожи. Иисус вырезал из оливы новые посохи. Он настоял на том, чтобы мы брали не более одной чистой туники. Я взяла две. Также я запаковала небольшой запас целебных трав. Потом присела ненадолго, рассматривая те, что принимала против зачатия. Представится ли нам возможность лечь друг с другом после ухода из дома? Но все же я запихнула в мешок все снадобья, которые туда влезли.
Я помогала Марии по дому, чтобы побыть с ней рядом. Едва ли не половина семьи — Саломея, Иисус, я, Йолта — покидала ее, и хотя свекровь
— Позаботься о Далиле, — попросила я. — И пусть Юдифь держится от нее подальше.
— Я сама буду ухаживать за козой.
Лави попросил разрешения отправиться с нами, и я не стала ему отказывать.
— Теперь ты свободный человек, — объявила я. — Если пойдешь с нами, то как последователь Иисуса, а не слуга.
Он кивнул, возможно не до конца понимая, о каком следовании за Иисусом идет речь. Сумку с монетами Лави не снимал с себя даже во сне. Когда в пещере Иисус говорил о необходимости добыть деньги для движения, я решила стать его покровителем. Драхмы, оставшиеся после подкупа Апиона, смогут поддерживать мужа много месяцев, а то и год. Я не могла сказать ему, откуда взялись деньги, иначе он отказался бы их принять. Ложь сковывала меня, будто силками. И я знала: придется лгать раз за разом, чтобы сохранить свое покровительство в тайне.
За день до возвращения в Сепфорис и встречи с Апионом, я проснулась оттого, что внутри у меня все бурило. Есть я не могла.
— Я боюсь, что никогда больше тебя не увижу, — сказала я Йолте.
Мы стояли в кладовой у стены, где был нарисован углем календарь. Я увидела, что тетя отметила завтрашний день, шестой день месяца нисана, своим именем и словом «закончено». Не по-гречески, а на иврите. Она перехватила мой взгляд.
— Закончено не для нас с тобой, дитя. Речь только о моей жизни в Назарете.
Мысль о расставании с Йолтой, Марией и Саломеей ужасной болью отдавалась в груди.
— Мы снова найдем друг друга, — уверенно сказала тетя.
— Как я узнаю, где ты? Как смогу получить весточку?
За письма надо платить: их отправляют с гонцами, которые садятся на корабли, а потом добираются до места пешком, но скоро я уйду странствовать с Иисусом. Разве письмо когда-нибудь отыщет меня?
— Мы найдем друг друга, — повторила тетка загадочно.
Безутешная, я вернулась к работе.
Днем мы с Йолтой срезали стебли ячменя под оливковым деревом. Я подняла глаза и увидела у ворот Иуду. Я взмахнула обеими руками в знак приветствия, а Иисус размашистым шагом прошел через двор, чтобы поздороваться.
Они подошли к нам с Йолтой, по-братски обнимая друг друга за плечи, но что-то в лице Иуды вдруг насторожило меня: натянутая улыбка, затаенный ужас в глазах, его глубокий вздох, прежде чем он нагнулся ко мне.
Брат расцеловал сначала Йолту, затем меня.
Мы присели в тени.
— Почему ты всегда приносишь дурные вести? — спросила я.
— Хотел бы я, чтобы было иначе, — понурился Иуда, поняв, что я его раскусила и можно больше не притворяться.
Он отвернулся, собираясь с духом. Мы молча ждали. Наконец брат посмотрел на меня.
— Ана, Антипа отдал приказ схватить тебя, — сказал он, глядя мне в глаза.
Иисус тоже посмотрел на меня. Лицо у него окаменело, и я, еще не осознав слов Иуды и не поверив им, улыбнулась мужу. Потом меня осенило: слуга и пластина слоновой кости. Антипа узнал о моем пособничестве. Мне стало страшно, кровь стучала в ушах, я дрожала. Не может быть.