Книга тайных желаний
Шрифт:
Диодора ступила внутрь, и я быстро захлопнула за ней дверь, на которой изнутри и снаружи был замок, бесполезный для нас, поскольку от него не было ключа. Я напомнила себе, что за все это время Харан еще ни разу не показался в нашей части дома. Вряд ли что-то приведет его сюда сегодня.
Диодора, тоненькая, похожая больше на ребенка, чем на женщину, стояла посреди комнаты. Понимала ли она, насколько это опасно? И все же была здесь и восхитительная ирония: девочка, от которой Харан избавился, старательно заметая следы, находилась в его доме, под его крышей, прямо перед носом хозяина. Возмездие,
Йолта опустилась в кресло, я указала Диодоре на скамью, сама же уселась на пол, откуда могла следить за садом и сразу заметить Лави.
— Твоя история меня поразила, — заговорила девушка. — Я не могла выкинуть ее из головы все это время.
— Я тоже, — сказала Йолта. — Прости, что обрушила это известие на тебя столь внезапно. Я привыкла действовать напрямик, поскольку растеряла мягкость много лет назад.
Диодора впервые на моей памяти улыбнулась, и наша комната словно осветилась несмелым рассветным солнцем.
— Сначала я радовалась тому, что ты меня послушалась и больше не приходила в храм Исиды Целительницы, но потом… — Она замолчала.
— Я хотела вернуться, — призналась Йолта, — чтобы хоть издали посмотреть на тебя, но решила уважать твое желание. И счастлива, что ты пришла.
— Я вспомнила твои слова о брате, который держит тебя взаперти. Даже если бы ты решила навестить меня против моей воли, у тебя могло и не найтись такой возможности. Так что я отправилась к тебе сама.
— Ты не боялась, что можешь наткнуться на Харана? — спросила я.
— Да, боялась. Но придумала оправдание. К счастью, оно мне не понадобилось.
— Расскажи нам.
Она сняла с плеча сумку и достала бронзовый браслет с отчеканенной на нем ястребиной головой:
— Я собиралась показать ему браслет и сказать, будто один из его слуг потерял украшение в лечебнице при храме Исиды Целительницы, а меня послали вернуть находку. Я бы попросила Харана позволить мне переговорить с кем-нибудь из слуг.
История была недурна, но в ней имелся изъян, который Харан ни за что бы не пропустил: ему было известно, что Диодора служит в храме Исиды Целительницы. К тому же внешне она была вылитая я.
— И что ты собиралась сказать слуге? — спросила я.
Она еще раз открыла сумку и достала оттуда небольшой остракон [26] :
— Я собиралась умолять передать это Йолте. На нем сообщение для… моей матери.
Она опустила глаза. Слово «мать» повисло в воздухе, такое яркое и сияющее, словно выведенное золотом.
— Ты знаешь грамоту? — удивилась я.
— Хозяин научил меня.
Она протянула остракон Йолте, и та прочла вслух: «Прошу тебя, приходи еще раз. Д.».
26
Глиняный черепок, морская раковина или осколок камня, предназначенные для письма.
Я смотрела на прощальный луч оранжевого заката. Скоро Харан вернется домой, а мы сидим при
— Мне и еще одной служительнице поручают по пробуждении записывать сны ищущих исцеления. Хозяин научил меня читать и писать, поэтому я и смогла занять эту высокую должность.
Какое-то время она развлекала нас историями о самых нелепых снах, что ей довелось услышать.
— Я отношу записи жрецу, который проникает в их смысл и прописывает лекарство. Не знаю, как он это делает.
— И лекарства помогают? — спросила я недоверчиво.
— Да, почти всегда.
Я уловила какое-то движение в саду и заметила Лави, крадущегося в тени пальм. Перехватив мой взгляд, он поднес указательный палец к губам и скрылся за листвой у открытой двери.
— Ты живешь при храме? — продолжала расспросы Йолта.
— Мне было шестнадцать, когда умер хозяин. С тех пор я переселилась в дом, где обитают другие храмовые служители. Теперь я свободна и даже получаю небольшую плату за свои труды.
Мы все никак не могли насытить свое любопытство, но, хотя Диодора была заметно польщена искренностью нашего интереса, через какое-то время она стала упрашивать Йолту рассказать ей о тех двух годах, что они провели вместе. Мы узнали о том, как она боялась крокодилов, какую колыбельную любила и как однажды опрокинула миску с мукой себе на голову.
— У тебя была маленькая, ярко раскрашенная деревянная куколка, — продолжала Йолта. — Я купила ее на рынке. Ты называла ее Марой.
Диодора выпрямилась, глаза у нее расширились.
— С волосами из льняной кудели и с ониксовыми бусинами на кончиках прядей?
— Да, это Мара.
— Она все еще у меня! Это все, что осталось от моей прежней жизни. Хозяин сказал, что я появилась, сжимая куклу в руках. Но имя я забыла. — Она покачала головой и повторила: — Мара.
Постепенно выведав все, что знала Йолта, и собрав все части воедино, Диодора начала складывать историю своей жизни. Я сидела почти беззвучно и слушала, а они все говорили и говорили, не замечая ничего вокруг себя. Через какое-то время двоюродная сестра обратила внимание, что я все время молчу, и попросила:
— Ана, расскажи о себе.
Несколько мгновений я колебалась, говорить ли о семье в Сепфорисе — об отце, матери, Иуде, — но все же решилась, правда опустив большую часть подробностей. Я описала Иисуса, и душа у меня так заныла, что я поскорее перешла к историям о проделках Далилы в корытце с водой, чтобы хоть немножко забыться.
Настала ночь. Диодора повернулась к Йолте:
— Когда ты открылась мне, я не знала, верить или нет. Ты — и вдруг моя мать… быть такого не может. Но я увидела себя в тебе. Глубоко в душе я знала, кто ты. Слушая твою исповедь, я чувствовала горечь, которая заполняла всю меня, и я сказала себе: однажды она меня бросила, теперь пришел мой черед. Поэтому я ушла. Но ты крикнула мне вслед «доченька», сказала, что любишь. — Она подошла к Йолте и опустилась на колени рядом с ней. — Я не смогу забыть, что ты оставила меня. Я всегда буду об этом помнить, но не хочу лишать себя любви.