Книга тайных желаний
Шрифт:
Однако мы не успели решить, к добру или к худу были ее слова. Дверь рывком распахнулась, и в комнату вошел Харан. За ним стоял его верный слуга.
XVIII
Мы с Йолтой и Диодорой вскочили со своих мест и тесно прижались друг к другу:
— Ты не постучал. Дело, видимо, срочное? — удивительно сдержанно поинтересовалась Йолта, хотя глаза ее метали молнии.
— Мне сказали, что у вас гостья, — ответил Харан, не сводя глаз с Диодоры. Дядя с любопытством рассматривал ее лицо, до поры не замечая очевидного. —
Я отчаянно искала хоть какое-нибудь объяснение. Может, сказать, что Диодора — сестра Памфилы, которая заглянула разузнать подробности ее недавней свадьбы? Однако мы так и не узнали, удалось бы нам отвести глаза Харана с помощью подобной лжи, потому что в тот самый момент, когда тетя открыла рот, собираясь что-то сказать, Диодора вытащила браслет с ястребиной головой и сбивчиво изложила свою неубедительную историю:
— Я прислуживаю в храме Исиды. Кто-то из ваших домашних оставил там этот браслет, и меня послали вернуть его.
Харан оглядел чаши с вином и указал на нас с Йолтой:
— А это, видимо, служанки, обронившие браслет?
— Нет-нет. — Диодора пустилась в сбивчивые объяснения: — Я лишь хотела выяснить, кому он мог принадлежать.
Дядя метнул торжествующий взгляд в сторону Йолты и тотчас перевел его на Диодору, гостью. Затем он шагнул к ней и произнес:
— Вижу, Хая, ты воскресла из мертвых.
Все мы, даже сам Харан, застыли на месте, словно нас ослепила необычайно яркая вспышка. В комнате стало очень тихо. Я чувствовала запах нагретого масла в лампе, покалывание в заледеневших от ужаса руках и жар, проникающий в комнату с улицы. Посмотрев в сад, я заметила сгорбившуюся тень Лави.
Первой опомнилась Йолта:
— Ты правда думал, что я не буду искать свою дочь?
— Я думал, что ты достаточно умна и осторожна, чтобы воздержаться, — ответил он. — Теперь я спрошу тебя: ты считала, что я не выполню свое обещание и не передам тебя римлянам?
Йолта ничего не ответила. В глазах у нее пылал яростный огонь.
У меня тоже был вопрос, но я не стала произносить его вслух: «Дядя, а если все узнают, что ты объявил свою племянницу мертвой и продал в рабство?» Такой позор будет дорого стоить Харану и выльется в скандал, публичное осуждение и изгнание, чего он отчаянно боялся. Я решила напомнить ему об этом, но не напрямую, и сказала:
— Пощади мать, которая всего лишь хочет узнать свою дочь. Нам все равно, как Хая попала в храм Исиды Целительницы, оставим это в прошлом. Мы обещаем молчать и хотим только воссоединить мать с дочерью.
— Я не настолько глуп, чтобы доверить трем женщинам хранить тайну, особенно вам.
— Мы не собираемся предавать твои прегрешения огласке, — попыталась я еще раз. — Мы вернемся в Галилею и избавим тебя от своего присутствия.
— Ты снова оставишь меня? — воскликнула Диодора, поворачиваясь к матери.
— Нет, — ответила Йолта, — ты поедешь с нами.
— Но я не хочу в Галилею.
«Ох, Диодора, только не сейчас!» — пронеслось у меня в голове.
Харан улыбнулся.
— Ты умна, Ана, но меня ты не убедишь. — Им двигала не только месть, но и страх
Кражу? Я не понимала, о чем говорит дядя. Заметив мое замешательство, он пояснил:
— Кража папируса — преступление.
Я посмотрела на слугу, стоявшего в дверях. Йолта резко втянула воздух, а Диодора сжалась от ужаса.
— Обвиняй меня, если хочешь, — бросила тетя, — но только не Ану.
Он ничего ей не ответил и продолжал, обращаясь ко мне:
— Наказание за кражу в городе Александрии по суровости сравнимо с наказанием за убийство. Римляне безжалостны, но я сделаю все, чтобы вас не пороли и не увечили. Пусть вас обеих сошлют в Западную Нубию. Оттуда не возвращаются.
Я словно оглохла. Из всех звуков осталось только биение сердца, которое заполнило всю комнату. Связь с реальностью ускользала. Глупая, опрометчивая, ослепленная самодовольством — решила, что смогу перехитрить дядю, украсть и обмануть без последствий. Лучше бы меня выпороли и изувечили семь раз, чем сослали туда, откуда нет возврата. Чтобы вернуться к Иисусу, я должна быть свободна.
Я посмотрела на тетку. Она молчала, и это было странно: почему она не отвечает? У меня голос тоже куда-то пропал. Все внутри сжалось от страха. Разве такое возможно: избежать темницы в Галилее, чтобы быть обвиненной в преступлении в Египте?
— Я позволю тебе вернуться в храм Исиды Целительницы, — сказал Харан Диодоре, — но только при условии, что ты забудешь все случившееся, забудешь, кто ты и кто я, забудешь дорогу в этот дом и не станешь разыскивать Йолту и Ану. Поклянись, и можешь идти.
Диодора выжидающе посмотрела на Йолту. Та кивнула.
— Клянусь, — произнесла девушка.
— Если ты нарушишь клятву, я узнаю об этом и выдвину обвинения против тебя тоже, — пригрозил дядя. Он счел ее слабой женщиной, которую можно подчинить своей воле. Тогда я еще не знала, прав ли он или нет. — Уходи. Слуга тебя проводит.
— Ступай, — сказала ей Йолта. — Я вернусь за тобой при первой возможности.
Диодора обняла мать и вышла не оглядываясь.
Харан пересек комнату, накрепко закрыл дверь во двор и запер замок ключом, который висел у него на поясе. Когда он повернулся к нам, лицо у него словно бы смягчилось, но не оттого, что он передумал, а лишь от усталости.
— Эту ночь вы проведете здесь, — объявил он. — Утром я передам вас римлянам. Жаль, что все закончилось этим.
Он ушел, заперев за собой дверь в коридор. Было слышно, как с тихим стуком опустилась щеколда, а потом ключ повернулся в замке.
Я бросилась к двери в сад и забарабанила по ней — сначала тихо, потом громче.
— Лави в саду, — сказала я Йолте. — Он прятался там. — Я позвала через прочную дверь: — Лави… Лави?
Нет ответа. Я звала его еще какое-то время, хлопая ладонью по дереву, несмотря на жгучую боль, но в конце концов сдалась. Может, Харан поймал и его? Я подошла к другой двери и потрясла ее, прикидывая, не удастся ли снять створку с петель, но надежды было мало.