Книга тайных желаний
Шрифт:
Я присела рядом и подняла одну из грубо выструганных статуэток. Приглядевшись, я поняла: эта Исида баюкает своего новорожденного сына. Диодора покосилась на меня, но ничего не сказала. Я помогла ей заполнить обе корзины. В душе я всегда оставалась иудейкой, но все же сомкнула пальцы вокруг резного изображения, нарушая заповедь. «София», — прошептала я про себя, назвав фигурку именем, которое мне так полюбилось.
Когда все подношения были собраны, Диодора поднялась и посмотрела на Йолту:
—
Родильный дом был святилищем Исиды, Великой матери. Небольшое здание с колоннами располагалось неподалеку от пустого сейчас двора, где после ухода танцовщиц воцарилась тишина.
Диодора подвела нас к рядам скамей в портике и села на одну, крепко сжав руки. Ее взгляд перебегал с меня на Йолту. Должно быть, девушка предчувствовала, что стоит на пороге значительного события: ощущение витало в воздухе над нашими головами подобно птице. Целой стае птиц.
— Мое сердце настолько переполнено, — призналась Йолта, — что трудно говорить.
— Откуда тебе известно мое имя? — склонила голову набок Диодора.
Йолта улыбнулась.
— Когда-то я знала тебя под другим именем: Хая. Это значит «жизнь».
— Извини, мне незнакомы ни ты, ни имя Хая.
— Это долгая и сложная история. Позволь мне ее рассказать. Больше я ни о чем не прошу. — Какое-то время мы сидели в молчании, потом Йолта продолжила: — Я преодолела огромное расстояние, чтобы признаться тебе: я твоя мать.
Диодора прижала ладонь к ложбинке меж грудей, и это порывистое движение наполнило меня невыносимой нежностью. К Диодоре и Йолте, к годам, украденным у них, ко мне самой и Сусанне. Моей утраченной дочери.
— А это Ана, твоя двоюродная сестра, — продолжала Йолта.
Я почувствовала ком в горле, улыбнулась и тем же жестом коснулась груди.
Диодора сидела совершенно неподвижно. Ее лицо обратилось в пепел сожженного нами в печи алфавита: по нему невозможно было прочесть ее мысли. Не представляю, что я чувствовала бы на ее месте. Если бы она обрушила на нас свой гнев и горе или отнеслась с недоверием, я бы не стала ее винить. Лучше так, чем это странное, непроницаемое спокойствие.
Йолта продолжила свое повествование, ничего не утаив от Диодоры. Она изложила подробности смерти Рувима и последовавших за этим событий: обвинения в убийстве и восьмилетнего изгнания к терапевтам.
— Совет старейшин постановил, — сказала она, — что, если я по какой-либо причине оставлю поселение терапевтов, меня приговорят к ста ударам палкой, изувечат и сошлют в Нубию.
Об этом я слышала впервые. Где находится эта Нубия? И как изувечат тетю? Я придвинулась поближе.
Когда Йолта закончила свою историю, Диодора спросила:
— Если все это правда и я твоя дочь, то
Йолта потянулась к ее руке, но Диодора резко отстранилась.
— Дитя, тебе не было и двух лет, когда меня сослали, — объяснила тетя. — Харан поклялся взять тебя в свой дом и вырастить. Я писала ему, спрашивала о тебе, но он ни разу не ответил.
Диодора нахмурилась и устремила взгляд к вершине колонны, увенчанной изваянием женской головы. Немного погодя она задала следующий вопрос:
— Если тебя изгнали к терапевтам, когда мне было два, и ты провела там восемь лет… значит, мне было десять, когда ты ушла от них. Почему ты не вернулась за мной? — Диодора беспокойно перебирала пальцами, словно что-то подсчитывая. — Где ты была последние шестнадцать лет?
Йолта замешкалась, пытаясь подобрать слова, и я ответила вместо нее:
— Она была в Галилее, со мной. Все не так просто: Йолта не обрела свободу, когда тебе исполнилось десять. Ее снова изгнали, на этот раз к брату в Сепфорис. Она надеялась увезти тебя с собой, но…
— Харан сообщил, что отдал тебя в приемную семью и не откроет твое местонахождение, — докончила Йолта. — Тогда я уехала, поскольку в то время считала, что у меня нет выбора. Я убедила себя, что у тебя есть новая любящая семья. О том, что Харан продал тебя жрецу, я и понятия не имела до тех пор, пока год назад не вернулась в Египет, чтобы найти тебя.
Диодора яростно затрясла головой:
— Мне говорили, что моим отцом был Хойак, пастух из деревни где-то на юге, и что он продал меня из-за бедности.
Йолта накрыла рукой руку Диодоры, но та снова ее отдернула.
— Тебя продал Харан. Ана видела купчую. Это он назвался бедным пастухом верблюдов по имени Хойак. Диодора, я не забывала тебя и тосковала каждый день. Я вернулась, чтобы найти тебя, хотя даже сейчас мой брат угрожает дать ход обвинениям в убийстве, выдвинутым против меня, если я буду тебя искать. Прости, что оставила тебя. Прости, что не вернулась раньше.
Диодора уронила голову на колени и заплакала, нам же оставалось только смотреть. Потом Йолта встала и склонилась над ней. Были это слезы печали или радости? Нашлась Хая или потерялась? Я не знала.
— Твой хозяин был добр к тебе? — спросила Йолта Диодору, когда та немного успокоилась.
— Да. Не знаю, любил ли он меня, но он ни разу не поднял на меня ни голос, ни руку. Когда он умер, я скорбела по нему.
Йолта закрыла глаза и чуть слышно вздохнула.
Я не собиралась ничего говорить, но мысли мои устремились к родителям и Сусанне, которую я потеряла, к Иисусу, моей семье в Назарете, к Иуде и Тавифе. Все они были так далеко. Смогу ли я когда-нибудь воссоединиться с ними?