Книжные люди
Шрифт:
— Отлично.
Я быстро направляюсь к выходу из паба, игнорируя Дэна, который поднимает в мою сторону пинту, а также косые взгляды остальных посетителей. Мисс Джонс следует за мной. Она пока не осознаёт, что значит жить в деревне, так что не замечает всех этих взглядов.
Но скоро поймёт.
— Это просто потрясающая идея, — весело говорит она, шагая рядом. Из-за разницы в росте ей приходится чуть ли не бежать, но её, похоже, это не смущает. — Правда, гениальная.
— Не нужно льстить, мисс Джонс, — резко отвечаю я. — Там
— Может быть. Но это всё равно лучше, чем ничего.
— Возможно.
Мы идём через тёплый вечерний воздух, и в наступившей тишине мне вдруг вспоминается, как сильно я люблю этот момент в деревне.
Когда магазины уже закрылись, люди разошлись по домам, и главная улица опустела. Летом в воздухе можно уловить запах лаванды из цветочных ящиков миссис Беннет у почты.
Моя мама любила деревенские вечера.
Позади Блэквуд Букс, где находится квартира, есть небольшой садик, и мы с ней часто сидели там с миской мороженого, наслаждаясь теплом, тишиной, ароматами лаванды и роз, которые она любила выращивать.
Теперь роз больше нет. Как и мамы. Но мне всё равно нравится деревенский вечер.
Только вот мисс Джонс всю дорогу тараторит — рассказывает мне всё про Лизу Андервуд, про то, как они познакомились, какая она талантливая писательница и профессионал, что сама она не редактировала Цвета, но была контактным лицом и курировала некоторые её более поздние книги, хоть и под присмотром старшего редактора… и так без остановки.
Часть меня хочет сказать ей, чтобы замолчала, потому что она нарушает мою привычную тишину. Но другая часть… другой части мне нравится звук её голоса. Он лёгкий, но не пронзительный, насыщенный эмоциями, и всё, что она рассказывает… действительно интересно.
Я знаю книжный бизнес вдоль и поперёк, но про издательское дело — не так уж много.
Мне нравится тишина. Однако я начинаю осознавать, что, возможно, её в моей жизни было слишком много. Может, мне не помешает немного болтовни.
Я разрываюсь.
Кажется, с мисс Джонс я всегда разрываюсь.
Мы доходим до Блэквуд Букс, и я отпираю дверь, проходя через магазин к заднему входу в свою квартиру. В тот момент, когда я поворачиваю ручку, меня охватывает напряжение — я хочу, чтобы она увидела, как я живу, и одновременно не хочу. Чувствую себя мальчишкой, который наконец решился показать девочке свою коллекцию игрушечных машинок, надеясь её впечатлить.
Какое унижение.
Игнорируя это чувство, я пропускаю мисс Джонс внутрь.
Квартира небольшая. Две спальни наверху с крошечной ванной между ними, а внизу — кухня и совмещённая гостиная-столовая. На первом этаже тоже есть маленький санузел, плюс задний дворик.
Правда, сейчас там ничего нет. В один из дней, когда мне было десять, я пришёл из школы и обнаружил, что отец выдрал оттуда всё: растения, кусты, небольшой огород, за которым ухаживала
Но так и не пересадил. Я ничего не понимаю в садоводстве, а магазин отнимает всё время.
Мисс Джонс проходит на кухню, затем спускается по паре ступенек в гостиную, которая расположена чуть ниже уровня остального дома. Я установил французские окна, чтобы смотреть в сад, мечтая проводить там летние вечера, но так и не стал.
Я провожу их в магазине.
— У тебя очень уютно, — восхищённо говорит она, подходя к окнам и заглядывая в темноту сада. — И у тебя ещё и дворик есть!
Я не хочу, чтобы её удовольствие от моего дома имело для меня значение, но оно имеет.
Я бы не подумал, что ей тут понравится — интерьер минималистичный, а она явно не из тех, кто любит минимализм.
Всё здесь похоже на магазин: полы из полированного дерева, персидские ковры. Белые стены, на которых висят любимые картины моей матери. В центре гостиной — большой модульный диван из тёмного льна, напротив — телевизор с плоским экраном.
Всё в этой квартире служит скорее функциональности, чем эстетике. Я редко кого-то сюда приглашаю. Только Дэн заходит регулярно.
Как и магазин, это мой личный оазис.
— Хочешь выпить? — спрашиваю я, пытаясь отыскать в себе остатки гостеприимства.
Она отворачивается от окна.
— О, да, с удовольствием.
— У меня есть скотч. — Я предпочитаю односолодовый. Лучше с острова Айла. Лоулендовские виски для меня слишком сладкие. Я люблю жёсткие, с солоноватым привкусом. — Если не скотч, то кофе или чай.
— Для кофе уже поздновато, а чай как-то не подходит к атмосфере. — Она окидывает взглядом гостиную, будто в первый раз в жизни оказалась в чьём-то доме. — А вот скотч — самое то.
Я никогда не слышал, чтобы скотч называли «атмосферным», и почему-то это слово царапает мои уже натянутые нервы.
Она здесь. В моём доме. В своём милом голубом платье, с длинными золотыми волосами, лежащими на плечах. И говорит про «атмосферу».
Чёрт побери.
Что, чёрт возьми, я делаю? Угощаю её выпивкой и радуюсь, что ей понравился мой «милый» интерьер?
Я должен был оставить её в магазине, пока сам поднимался за письмами, потом спуститься, вручить их ей и отправить обратно в ночь.
Но нет.
Я наливаю ей виски, предлагаю место на диване и через минуту мы будем сидеть рядом, перебирая письма моего прадеда…
По телу пробегает напряжение.
Мне нужно взять себя в руки.
Открываю шкафчик, достаю два бокала и бутылку скотча, затем ставлю их на журнальный столик перед диваном.
— Садись, — киваю я на диван. — Пожалуйста.
Она послушно устраивается на диване, кладёт свою потрёпанную кожаную сумку рядом и приглаживает складки платья. Оно оставляет её колени открытыми.