Княжеский отпуск
Шрифт:
9
У костра на двух толстых брёвнах разместилось четверо стариков в грязных лохмотьях, как у нищих: двое, один из которых курил короткую тонкую трубку - лицом к тропинке, куда должны были выйти мальчишки. Двое других, сидя на соседнем бревне, ковырялись длинными палками в костре. Позади них валялись большие серые котомки, которые князь издалека принял за камни.
Ребята сделали так, как условились: двое остались сидеть в кустах, а самый старший подошёл к костру и сказал: "Пришли мы".
– Зови остальных, - сказал тот,
Старший махнул рукой. Мальчишки вышли из укрытия и встали с ним рядом. Князь тихонько прокрался вперёд и притаился за старым толстым дубом.
– Ну, рассказывайте, - сказал курильщик, сплёвывая в огонь.
– Чего рассказывать-то?
– спросил басовитый голосок.
– Кто в доме теперь?
– Сейчас только один молодой остался, а старый уехал на большой карете. Ванятка весь день за молодым смотрел, - он подтолкнул самого маленького поближе к костру, - ну, сам говори!
Тот, запинаясь, начал рассказывать:
– Видел его, как он на балкон выходил, так это утром, а потом поскакал на лошади куда-то далеко, я туда за ним и не поспел бы.
– А когда вернулся, что он делал?
– Тогда уже днём дело было. Он к старухе пошёл. Посидел у неё чуток, она его и выгнала.
– Какая старуха?
– спросил курильщик.
– Ну, не наша которая, пришлая.
Старик перестал курить и посмотрел на тех, что сидели на соседнем бревне.
– Так, так, - сказал он и, почесав колено, снова обратился к мальчишкам.
– Ну, ну? И как она его выгнала?
– Да, он когда вылетел на порог, старуха прошипела ему что-то вослед, и так шарахнула дверьми, что аж кони шорохнулись - я в то время у конюшни сидел.
– Ах ты!
– усмехнулся старик, - и за что ж она его так?
– А я почём знаю?
– пожал плечами Ванятка, - мне оттудова не слыхать было.
Помолчали. Ребята по-прежнему стояли, не решаясь присесть к костру, хотя рядом валялось ещё одно свободное бревно. Курильщик, задумчиво посасывая трубку, ни на кого не глядя, спросил не то мальчишек, не то своих товарищей?
– Так значит, она ещё жива?
Трое его спутников коротко переглянулись, но ничего не сказали.
– Семён, - обратился он к одному из тех, что был на другом бревне, - ты же мне сказал, что год назад вы всё закончили?
Семён молчал, уставясь в землю. Громко потрескивали в костре сосновые ветки, выпуская тонкие струйки белёсого дыма. Наконец он сказал:
– А может это какая другая?
– Какая другая?!
– спросил курильщик с издёвкой, - никаких других не было - она такая одна! Забыл, о чём уговор был?
– Нет, помню, - тихо ответил тот.
– Да ну, помнишь?
– рассмеялся курильщик.
– А как же: я ещё не ослаб памятью.
– Ну это ты, мил человек, не зарекайся: сегодни она есть, а завтра её и след простыл. Я про память твою не ослабшую, - курильщик смотрел не отрываясь на Семёна и дымил ему прямо в лицо. Тот даже не смел отвернуться,
– Ты думаешь, это только мне надо? А, старый?
Снова молчание.
– Ляксей, - обратился курильщик к соседу Семёна, - что прикажешь с ним делать?
Алексей тоже молчал, будто воды в рот набрал.
– Ну значит так, други мои верные, - сказал курильщик, упираясь ладонями в свои колени и глядя в яркий слепящий огонь, - ежели к завтрему, ну положим, к полудню, вы не доделаете начатое...
– Погоди, погоди, - прервал его сидевший рядом, безымянный, старик - мы ж не за тем сюда пришли... Куда она денется-то?
Курильщик лишь зыркнул на него из-под косматых седых бровей и продолжил:
– Если не докончите начатое, то это сделаю я. А потом примусь за вас, и за них вон, - он кивнул на мальчишек.
– А они-то причём?
– встрепенулся Алексей.
– Молчи, рвань! Молчи, говорю! Не про твою честь... Будешь мне рыло своё ситцевое сувать...
Князь, притаившись за деревом, был ни жив ни мёртв: он не привык к таким речам, потому как в его обществе никто так не выстраивал беседу и не вёл себя столь вызывающе. Его друзьями были благородные, в высшей степени интеллигентные люди: министры, генералы и даже принц, с которым на днях свёл знакомство. А на прошлой неделе, например, распивая с ним бутылочку божоле, принц, этот приятнейший, добрейший, тончайшего ума человек, тряся свёрнутой газеткой, где приводилась ужасающая статистика смертности в его стране от известных всему миру болезней, жаловался князю на плохих ветеринаров, не умеющих толком объяснить, почему его борзая никак не может ощениться, и для него сейчас это такое горе, что горше нет на свете. А на следующий день...
Тут воспоминания князя прервались грубым выкриком:
– Пошли домой отсюдова!
– заорал курильщик на мальчишек, - и смотрите за ним во все гляделки!
Мальчишки нырнули в кусты и снова побрели по темноте.
Князь не знал, как быть: либо пойти за ними, иначе не найти ему обратной дороги, либо остаться здесь и дослушать остальной разговор. Он сидел тихо, словно мышь в норке, боясь шевельнуться. Ни одного слова не доносилось от стариков, тишина стояла такая, что звенело в ушах, и если сейчас сделать хоть одно движение, то они враз услышат - это не наивные ребятишки.
Князь сидел на траве и что-то покалывало его сквозь штаны. Он только почёсывался, не обращая внимания на большой муравейник у соседнего дерева.
"Семён!", - услышал он вновь голос курильщика.
– А, Семён? Чего приуныл-то?
Семён молчал: видно слово здесь дорогого стоило - он только шарил лаптями по земле и смотрел в огонь. Другие два его товарища тоже молчали и также смотрели на пламя, весело плясавшее на кривых чёрных сучьях.
– Глаза-то не сожжёшь?
– спросил курильщик, и вновь пустил струю дыма в лицо Семёна.