Кочергин и Бескрылый
Шрифт:
Сама Яна чинно спустилась по ступенькам, постукивая высокими каблуками. Не успел Кочергин съязвить о том, что отныне его вежливость равна нулю, как Яна деловито указала на синюю линию, бегущую по полу:
— Нам туда!
Опасаясь, как бы его снова не толкнули в спину, Кочергин подобрался и, напустив на себя важный вид, двинулся вглубь хранилища вдоль сияющей синевой черты. И тут у него мелькнул вопрос, который он не преминул задать, да вслух, да погромче:
— Разве здесь нет хранителей?
— Есть, конечно, — обыденно произнесла
— Разумеется, — чётко и намеренно громко произнёс Кочергин. Чтобы эти хранители, кто бы ни были, как бы не выглядели и чем бы не питались, не воспринимали его и Яну как воров.
Синяя черта убегала всё дальше и дальше, теряясь где-то в глубине хранилища, так далеко, что само помещение тонуло во мгле.
— Ничего себе подвалы здесь, — выдохнул Кочергин.
— Это не просто подвалы, — произнесла Яна за его спиной. — Это что-то вроде тоннелей под городом.
— Мы точно доберёмся куда нам нужно? А то жена будет волноваться, если я ужинать не приду.
— Шагай. — Судя по голосу, Яна улыбнулась.
Хорошо всё-таки, что Кочергин здесь не один. Стук Яниных каблуков разгонял сумрак и успокаивал, придавая какой-никакой уверенности. Правда, непонятно, в чём.
Так они шли ещё с полчаса, ступая рядом с синей линией, окружённые голубоватым шаром света. Но за границами свечения пространство хранилища терялось в сплошной темноте — виднелись лишь края стеллажей и шкафов. Потолка не было видно совсем, и где заканчивался коридор, тоже не узнать.
Наконец линия свернула направо, пошла между высокими стеллажами. Кочергин ступал бочком, опасаясь ненароком задеть какую-нибудь картину или скульптуру, коих тут было размещено немерено.
Так, аккуратно, Кочергин дошёл до места, где синяя черта заканчивалась. Окинул взглядом высоченный стеллаж, весь заполненный картинами.
— Я думал, им какие-нибудь специальные условия нужны, — тихо проговорил Кочергин, гадая, на какой же полке коротают дни работы Шварцстрема.
— Здесь и есть специальные условия, — отозвалась Яна, осторожно поворачиваясь между полками. — Давай уже посмотрим, что там на этих Шварцстремовских картинах, а то у меня тоже планы на вечер, и беготня по музею в них не входит.
— Знать бы ещё, где тут его картины, — пробормотал Кочергин, силясь рассмотреть, высоко ли заканчивались стеллажи. Верхних полок в тени вообще не было видно.
— Ты же сыщик, вот и ищи, — подсказала Яна. Правда, за эту услугу захотелось отблагодарить её какой-нибудь колкостью, да фантазия сейчас другим занята.
Не придумав ничего лучше, Кочергин решил пойти уже знакомым путём — принюхаться. Потянул носом, но не слишком сильно, чтобы в случае чего не чихнуть на бесценные экспонаты. И точно — почти сразу появился запах масляных красок, смешанных с засохшей кровью. К этому букету добавился «аромат» мертвечины и гари. И всё это великолепие явно находилось где-то
— Посвети, — скомандовал Кочергин, аккуратно садясь на корточки в узком проходе.
Скорее почувствовал, чем увидел, как Яна недовольно повела глазами. Но вслух ничего не сказала. Напротив, достала телефон и включила фонарик.
— Спасибо, — произнёс Кочергин, в ярком свете рассматривая чудной натюрморт. Вроде обычные цветы и фрукты рядом с портьерами. Но всё какое-то… какое-то не такое. Отвратительное.
Кочергин взял картину двумя руками, и в эту же секунду рядом с ним полыхнуло синее пламя. Оно вытянулось вверх, превратившись в острую пирамиду. Кожу обдало ледяным холодом.
— Мы ничего не выносим! — быстро выкрикнула Яна. — Просто внизу смотреть неудобно!
Пирамида пару секунд угрожающе пульсировала, потом отдалилась на полметра и стала чуть матовее. Яна шумно выдохнула. Кочергин хотел сделать то же, но вовремя вспомнил, что у него в руках драгоценное полотно сумасшедшего художника, и не надо фыркать на него своими микробами. А то мало ли, чем это закончится. Отомстит ещё.
Яна убрала уже не нужный фонарик. Кочергин встал, так и держа натюрморт двумя руками. Чуть повернулся, чтобы свет от пирамиды падал на картину. Яна нагнулась, пролезла под его локтем и встала рядом.
— Противно смотреть, — прошептала Яна. Краем глаза Кочергин заметил, как она поморщилась. Ему, в общем-то, хотелось сделать то же самое.
Только что в этом полотне не так? Ну, натюрморт. Даже студенты такие пишут. Хотя погодите-ка. Кочергин присмотрелся. Потом поставил картину на полку, отошёл на пару шагов, но так, чтобы доставать до полотна кончиками пальцев. Чуть повернул холст и понял, что всё правильно увидел.
— Ну и что там? — нетерпеливо спросила Яна.
— Встань туда, — указал Кочергин влево. Немного повернул картину: — Ну? Теперь видишь?
Яна секунду непонимающе рассматривала натюрморт, потом поморщилась так, будто ей во фруктовом салате попался отравленный дихлофосом чёрный таракан.
Кочергин только кивнул. Придерживая картину, он рассматривал на ней не яблоки и груши, а человеческие головы с искривлёнными страданием лицами. Будто кто-то насобирал целую корзину у гильотины и выложил горкой на стол. И из них ещё кровь течёт, при другом угле зрения замаскированная под складки скатерти. А портьера — на самом деле никакой не занавес, а перепончатые крылья и клыкастые полутени.
— Гадость какая, — прошипела Яна.
Действительно, от этого «шедевра» хотелось побыстрее отвернуться. Только вот изображение голов в виде фруктов — это ещё не вся прелесть работы. От холста несло не только красками, но ещё кровью и мертвечиной.
Внутренне сопротивляясь, Кочергин чуть наклонился, приблизившись к холсту. Точно — мазки неровные. И именно красочное покрытие источает вонь. Будто этот натюрморт висел в старом кладбищенском склепе. Кочергин почувствовал, как его лицо свело гримасой отвращения.