Когда была война
Шрифт:
Звуки пропали. Совсем. Лиза что есть сил барахталась, пытаясь выбраться из-под внезапной тяжести, а рядом бесшумно рвались мины и снаряды. Лиза кричала, но и собственного крика почему-то не слышала. Уши заложило плотным слоем ваты, и она могла только чувствовать его мощной чугунной вибрацией в груди.
Откуда-то появился Елесин. Он освободил Лизу из плена, и она подобралась, зашлась в надсадном кашле. Пыль душила её, не давая вдохнуть.
– Твою ж мать!
– ворвался в замутнённое сознание вопль Елесина.
– Сашка, экась же тебя так угораздило-то?!
Она повернула голову.
– Что с ним?..
– Давай помоги!
– вместо ответа велел Елесин и двумя руками обхватил Промахновского за грудь.
– За ноги его бери!
Метрах в двадцати рванула ещё одна мина. Лиза подскочила. "Господи! Мамочки! Чёрт! Ёкарный бабай!" - металось в гудящей голове. Они потащили Промахновского к тюрьме. На пыльную, поросшую травой землю капала кровь, окрашивая изумрудно-зелёные резные листочки в бордовый цвет.
– Он живой?
– прокряхтела Лиза, с ужасом глядя на красные капли.
– Да откель же я знаю! Волоки, там и посмотрим!
Звон в ушах мешал думать. Впрочем, думать Лиза и не хотела. Она внимательно вглядывалась в побелевшее лицо Промахновского и жарко молилась про себя: только бы выжил, не оставил её одну посреди этого кошмарного ада. Молилась, сама не зная кому. То ли богу, в которого так и не сумела поверить, то ли жизни, умоляя ту не покидать старшину Александра Промахновского. Лиза успела привыкнуть к нему: к его порой нелепым и дурацким шуточкам, тёплому взгляду, едва заметной, но всегда такой искренней улыбке, к заразительному смеху. Она просто привыкла к тому, что он постоянно рядом.
Она затащили Промахновского в узкую дверь одной из камер декабристской тюрьмы и положили на лежанку. Лиза из последних сил пыталась отдышаться, а Елесин, тяжело опустившись на пол, привалился спиной к стене. По его лицу градом струился пот.
– Где военврач?
– спросила Лиза.
Елесин пожал плечами. Новый взрыв заставил стены содрогнуться, и с потолка посыпалась штукатурка. Лиза кинулась к окну, но разглядеть что-либо снаружи не представлялось возможным: Орешек был затянут плотным слоем красно-серой пыли. Её охватила паника.
– Где военврач?
– вне себя завопила она.
Елесин изумлённо воззрился на неё.
– Сбрендила?
– Он же умрёт!
– не унималась Лиза.
– Ты понимаешь это, Вить?!
– Орёшь-то чего как резаная?
– Ты как со старшим по званию разговариваешь?!
– рассвирепела Лиза, и тут же бессильно застонала, запустив обе пятерни в волосы, забегала из угла в угол. Срочно, сюда нужно срочно привести врача! Счёт идёт на минуты, если не на секунды! Она подскочила к двери и рывком дёрнула её на себя, но была остановлена твёрдой рукой Елесина.
– Куды? Не вишь, чего там творится-то? Убьют!
Лиза вырвалась.
– Нужно позвать врача!
Несколько мгновений Елесин молча глядел на неё, сжав зубы так, что на скулах заходили желваки, потом оттолкнул её от двери.
– Тут сиди, сам приведу.
Он
– Ты только не умирай, старшина, - надломленным шёпотом просила она.
– Не умирай, хорошо? Это приказ. Не умирать.
Ей казалось, что он слышит её голос, и от этого становилось легче. Лиза перебирала прядки тёмных волос, касалась закрытых век, губ, щёк, отирала краем рукава выступающий на лбу холодный пот. Весь мир внезапно сконцентрировался в тесной, затянутой сырым холодным полумраком комнатёнке. Неверный осенний свет сочился сквозь маленькое зарешёченное окошко под потолком и рассеивался в воздухе, но его сил не хватало, чтобы отогнать прочь темноту, которая нагло по-хозяйски оккупировала углы.
Сердце раздирали противоречивые чувства. Впервые за долгое время - с июня сорок первого - оно ожило, скинуло с себя жёсткую ледяную броню и затрепетало в груди раненой птицей, забилось горячей кровью, сжимаясь - неистово, исступленно, безудержно. И только одна мысль металась в голове: не дать Промахновскому умереть. Он не имеет права умереть сейчас, когда она поняла, как сильно он ей нужен. Нужен до боли, до крика, до слёз. Нервы натянулись тугой струной. Промахновский, задиристый озорной парень с весёлым незлобивым нравом и тёплым взором стал для неё опорой, тихим пристанищем среди страшного, сметающего всё и вся урагана войны, а она этого даже не понимала. Не понимала, насколько он дорог ей, вплоть до этого самого момента.
Промахновский всегда стоял за её спиной, был тем самым сильным мужским плечом, на которое она опиралась, совсем того не замечая. Всё это время она пряталась за обличьем бесстрашной "русской волчицы", разжигая и подогревая в себе ненависть к врагу, тогда как там же, за той же маской до сих пор жила и другая Лиза - хрупкая слабая девушка, нуждающаяся в защите. Прежняя Лиза, которую она считала давно погибшей.
Время тянулось неимоверно медленно, минута казалась часом. Лиза кусала губы, ощущая на языке солёный привкус крови, и со страхом вглядывалась в лицо Промахновского. Когда наконец в камеру, прижимая к груди истрёпанный клеёнчатый чемоданчик без ручки, вошёл врач, она словно сумасшедшая бросилась к нему и что было сил вцепилась в плечи. Глаза её горели безумным огнём.
– Помогите ему!
– срывающимся шёпотом приказала она.
Военврач отстранил её и, стуча сапогами по бетонному полу, подошёл к лежанке. Наверное, когда-то она служила кроватью для какого-то арестанта, а теперь стала операционным столом. Врач присел, положил набок чемоданчик и, щёлкнув замочками, откинул крышку. В холодном свете сверкнули хирургические инструменты. Он ловко натянул белые резиновые перчатки, взял ножницы и склонился над Промахновским.
Лиза вышагивала из угла в угол, до мяса обгрызая ногти. В камере царила тишина. Обстрел закончился, и туча из пыли и чёрного дыма понемногу рассеивалась, открывая взгляду потемневшее, усыпанное крупными звёздами небо. На помощь врачу пришёл его помощник, молодой, лет двадцати от роду, санинструктор Загорский, и теперь они вместе колдовали над Промахновским. Тот не приходил в себя. Лиза успокаивала себя тем, что так, наверное, даже лучше - запасы морфия у них закончились, а снабженцы не приезжали вот уже неделю.