Когда мы встретимся вновь

Ellada

Альберт удивленно посмотрел на него. Он почти не знал Джона Блэкбурна. Судя по совершенно седым волосам и некоторой грузности, тому было около шестидесяти лет. Однако он все еще находился в хорошей форме, никогда не был женат и имел совершенно не вяжущуюся с его возрастом и степенной представительной внешностью репутацию светского повесы и ловеласа. Общество то и дело будоражили слухи о его очередном романе с какой-нибудь светской львицей, не говоря уже о многочисленных интрижках с дамами более скромного положения. Но при всем при этом никто в обществе не мог сказать, что хорошо знает Блэкбурна. А Альберт знал меньше, чем кто-либо,

потому что никогда не интересовался светскими сплетнями. Все, что ему было известно, так это несколько сухих общеизвестных фактов о жизни Блэкбурна и его репутации в деловых кругах, которые сообщил ему Арчи, а поскольку их связывала всего пара незначительных деловых проектов, то тратить время на сбор более достоверной и полной информации об этом человеке он не счел нужным.

– Посмотрим, – сухо отозвался Альберт в ответ на его энтузиазм.

– Вы ее еще не видели? – Воган был искренне потрясен. – Не видели даже на афише?

– Нет, – спокойно и даже с легким удивлением, ответил Альберт.

– А вот я одну из афиш повесил дома! – сказал тот. – Вон там их лежит несколько штук. Можете взять, если хотите. Альберт, вы ее не видели, – Воган мечтательно вздохнул. – Ради такой женщины можно умереть!

Альберт едва заметно поморщился. Ему претил столь откровенный пафос.

– Господа, я прошу прощения, но меня ждет дама, – произнес он. – Вы же знаете правила хорошего тона.

– Конечно, мистер Эндри.

Блэкбурн и вздыхающий и охающий Воган отошли в сторону. Альберт покачал головой, глядя им вслед, и отправился в свою ложу.

– Вас так долго не было, – бросив на него кокетливый взгляд поверх веера, улыбнулась Элиза, когда он вошел в ложу. – Я уже начала беспокоиться и чувствовать себя покинутой.

– Встретил друзей. Пришлось поздороваться, – пояснил Альберт. – Таковы правила.

– Понимаю.

Элиза сделала небольшой глоток. В этот момент по залу проплыл третий звонок, а спустя еще несколько секунд погас свет, возвещая о начале спектакля.

Альберт с интересом наблюдал за развитием действия. Пьеса действительно оказалась неплоха. Актеры прекрасно передавали характеры героев и атмосферу эпохи Древнего Рима, но главная героиня еще не появлялась. Элизу же явно больше интересовал сидящей рядом человек, чем то, что происходило на сцене, однако Альберт настолько был поглощен спектаклем, что все ее взгляды остались незамеченными.

– Вам нравится? – наконец не выдержала она.

– Неплохо, – отозвался Альберт, взглянув на свою собеседницу.

– А вам не кажется, что весь этот театр… Это так ненатурально, – жеманно протянула Элиза.

– Нет. Я нахожу, что они неплохо играют. Хотя, может быть, возможно и лучше.

– Наверное, – Элиза льстиво улыбнулась. – Вы разбираетесь в этом лучше меня. Вы так много путешествовали. Альберт, вы часто бывали в театре в Европе?

Альберт попытался вспомнить, бывал ли там вообще.

– Нет, – неуверенно пробормотал он. – Кажется, был пару раз в Лондонской опере. Давно, – быстро добавил он. – Кажется, три го…

– Любовь иль смерть! Одно из двух твоей судьбою станет! – проплывший по залу женский голос буквально пригвоздил его к месту.

Густой, теплый, манящий за собой и обещающий рай, он одновременно напоминал бархат ночи, звездное небо и шелест волн. Именно таким голосом, должно быть, говорил Люцифер, соблазняя Христа. Альберт вздрогнул и, словно лунатик, повернулся

туда, откуда летели эти волшебные, чарующие звуки. Там, на сцене, стояла Она. Мессалина. Среди актеров, играющих сенаторов, консулов, императоров и рабов, стояла самая настоящая Мессалина. Высокая, с точеной фигурой, облаченной в белый хитон и алую, обшитую золотом тогу. Черные блестящие волосы, вьющиеся крупной волной, были уложены в высокую прическу, но непокорные пряди выбивались из нее и падали на точеные плечи. Тонкие руки и нежно выступающие ключицы создавали впечатление хрупкости. Она гордо несла голову, словно царица, ступающая среди слуг. Да, такая женщина могла быть императрицей. Такая могла разрушить империю. Ради такой можно было умереть. Ее лицо наводило на мысль о гордости и неприступности, но и о скрытом внутри пламени. Большие черные глаза, тонкий прямой нос истиной римлянки, мягкая линия подбородка и шеи, высокие скулы – все это влекло и завораживало, бередило душу, пробуждало желание.

Альберт видел, как шевелятся ее губы, произнося речи и реплики. Где-то глубоко внутри, на самом дне затуманенного сознания он смутно понимал, что находится в театре и смотрит пьесу, но не слышал ни одного звука, не в силах оторвать взгляд от женщины, стоявшей на сцене. Каждое ее движение было поэмой. Это была богиня. Это была Женщина. Кровь шумела в ушах и бешеным потоком неслась по венам, превращаясь в бушующее пламя.

– Альберт.

Тихий голос Элизы вырвал его из дурмана, вернув на землю. Альберт вздрогнул, приходя в себя, и, оторвав взгляд от Мессалины, посмотрел на сидящую рядом девушку.

– Что? – с трудом выдавил он

– Альберт, что случилось? У вас странный вид. Что с вами?

Тряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок, Альберт несколько секунд тупо смотрел на свою собеседницу, пытаясь вспомнить ее имя.

– Ничего, – наконец произнес он. – Все в порядке, Элиза. Я просто смотрю спектакль.

– Альберт, – в голосе Элизы прозвучало нескрываемое удивление. – Сейчас начнется антракт.

– Правда? – Альберт глубоко вздохнул, пытаясь обуздать чувства, и резко поднялся. – Прости. Мне нужен глоток свежего воздуха. Здесь душно, – невнятно пробормотал он и бросился прочь из ложи.

Элиза молча проводила его взглядом, а затем чуть прищурилась и посмотрела на сцену. От нее не укрылось впечатление, которое произвела на актриса, игравшая Мессалину, на ее «дядюшку».

«Ну, ничего. Между ними все равно ничего не может быть. Альберт слишком благороден для легкомысленных интрижек. К тому же, она всего лишь актриса. Дешевка! А я – девушка из благородной семьи и настоящая леди! Пусть гуляет хоть со всеми актрисами, а миссис Эндри стану я. Право же, они мне не соперницы!»

Подумав об этом, Элиза улыбнулась и, откинувшись на спинку кресла, принялась ждать окончания антракта.

Он шел, сам не зная куда. Окружающий мир словно заволокло туманом, перед глазами все плыло. Открыв очередную дверь, Альберт вошел внутрь и очутился в небольшой полутемной комнатке.

«То, что нужно. Здесь точно никто не побеспокоит».

Он подошел к окну и, глубоко вздохнув несколько раз, прислонился лбом к ледяному стеклу. Стало легче. Альберт отвернулся от окна и только тут понял, что оказался в чьей-то гримерной. У стены возвышалось огромное зеркало, возле которого выстроились ряды баночек и флаконов, на стене висели парики, а на скамье в углу высилась груда костюмов.