Когда нация борется за свою свободу
Шрифт:
Теперь война перестала быть войной за свободу религии и культуры. Ни один сирийский царь после Антиоха Эпифана больше не пытался эллинизировать евреев и заставить их отступиться от своей веры. Поэтому теперь изменилась цель войны Хасмонеев: она превратилась в войну за полное освобождение и вылилась в борьбу за власть между национально-политической партией и ассимиляторами, которые одобряли некоторое подчинение сирийцам. Неудивительно поэтому, что среди воинов из лагеря Хасмонеев, и как раз из наиболее фанатичных поборников религиозной независимости, было много таких, которые считали войну уже законченной после больших уступок Лисия. К их числу относятся хасидеи и ”писцы” (сведущие в Священном писании и комментариях). Они считали, что снова созданы условия для спокойного внутреннего развития в Иудее, как это было до нечестивого Антиоха — при персах, Птолемеях и первых*Селевкидах. Лишь приверженцы национально-политического движения, и в особенности семейство Хасмонеев и большая часть армии, следовавшей за ним, понимали, что культурная автономия без полной политической
Вскоре выяснилось, что правы были сторонники национально-политического, а не национально-религиозного направления.
V
Лисий, после того как снял осаду с Иерусалима, поспешил в Антиохию, выступил против Филиппа и победил его. Но его власть продержалась недолго.
В 162 г. бежал из Рима (где он был заложником, как ранее — Антиох Эпифан) Деметрий I С отер, сын Селевка IV и, стало быть, племянник Антиоха Эпифана. Антиох узурпировал трон, на который претендовал Деметрий, и теперь Деметрий решил, что после смерти его дяди, который не оставил после себя взрослого сына, престол полагается ему. Деметрий воевал с Лисием и одолел его. Затем по его приказу были убиты Лисий и малолетний Антиох V Евпатор, и Деметрий воцарился в Сирии.
К Деметрию явился Яким, или, как он звался по-гречески, Алким (теперь уже нельзя было обойтись без греческого имени даже и не настоящему ассимилятору-эллинизатору; один из первых мудрецов Мишны, живший примерно в это время, звался Антигоном из Сохо) , и предложил, чтобы ему, Якиму, был пожалован сан первосвященника в Иерусалиме, а он обещает быть верным Сирии, не в пример Иехуде и его братьям, замышляющим сбросить власть сирийцев. По-видимому, в течение 165—162 гг. до н. э. (от обновления Храма до Алкима) Иехуда Маккавей был первосвященником или исполнял его обязанности. Номинально же считался первосвященником Менелай до его казни в 162 г. Иосиф Флавий не уверен в этом: в одном месте он говорит, что Иехуда был первосвященником в течение трех лет, а в другом не упоминает его среди первосвященников и называет Алкима непосредственно за Менелаем, отмечая, что в продолжение семи лет пост первосвященника оставался незанятым. Шюрер полагает, что в то время был первосвященником Хонио IV, но не утверждает это безоговорочно. Мне кажется, что в течение трех лет Иехуда был заместителем первосвященника (сеген) — в качестве священника, ”помазанного на войну”, а в те времена такой заместитель в отсутствие первосвященника действовал на правах первосвященника. Но Иехуда не хотел называть себя первосвященником, чтобы не вызвать недовольство со стороны хасидеев, т. к. этим ущемлялись бы права потомков Цадока, из которых назначались первосвященники в течение около тысячи лет и род которых уже поэтому считался священным (ср. по Бен-Сире: ’Благодарите Того, который избрал сынов Цадока на священнодействие”) .
Должность заместителя первосвященника была в составе персонала Храма и до Хасмонеев и при них. Члены семьи Хонио не раз покидали Иерусалим и отправлялись в Александрию и Антиохию, чтобы предстать перед царем. А поздние Хасмонеи — Иоханан Гиркан и Александр Яннай — иногда проводили в войнах по три года подряд далеко от Иерусалима. Как же обходились тогда без первосвященника в дни Йом-Киппур? Очевидно, назначали Заместителя”.
Таким заместителем, и даже более того, был Иехуда Маккавей. Более — потому, что Менелая считали изменником вере, права которого на первосвященство были аннулированы, а Хонио III (или IV), признанный первосвященник, находился на чужбине, в Египте. Иехуда же был ”помазанником на войну”, правителем страны и вождем народа, наподобие первосвященников времен до Антиоха Эпифана. Но все-таки настоящим первосвященником он не был. Во-первых, нелегко было при власти хасидеев сделать первосвященником человека, проливающего кровь, даже если кровопролитие совершается во имя веры и народа. А ведь Иехуда к тому же злоупотреблял своей силой и властью: с эллинистами и вообще со всеми, кто осмеливался не разделять его убеждений, он обращался очень жестоко. По мнению Греца, именно на это намекает Барайта: "Случилось, что некто ехал верхом на лошади в субботу, во времена греков. Привели его в суд и (по приговору) побили его камнями (насмерть) — не потому, что он это заслужил, а потому что обстоятельства (того времени) требовали этого”. Во-вторых, Иехуда Маккавей не был из семьи первосвященников — а в то время было немыслимо, чтобы рядовой священник был назначен на должность первосвященника. Яким же (или Ал к им) происходил, как видно, из семьи первосвященников, был даже близок к ”писцам” и вообще был человеком более духовного склада, чем Иехуда. По Мидрашу, он был племянником одного из первых мудрецов Мишны (из ”пар”) — Иоси бен Иоэзера из Црейды, и потому был достоин сана первосвященника.
Вначале Яким не был рьяным эллинистом, а всего лишь склонялся к признанию сирийского владычества при условии предоставления внутренней автономии евреям. Он был одним из "серединных” и Сторонников мира”. Он был далек как от эллинизаторов типа Ясона и Менелая, так и от фанатичных националистов типа Хасмонеев. Яким страстно желал получить сан первосвященника и мечтал о возвращении авторитета, которым пользовался первосвященник до Антиоха Эпифана — когда он был свободен во внутренних делах и зависел лишь политически. Он терпеть не мог деспотизма Иехуды Маккавея, который,
Несмотря на это, Якима поддерживали многие Писцы” и хасидеи, т. е. самые верные воины армии Хасмонеев. И это понятно: эти ортодоксы воевали лишь за свободу беспрепятственного исполнения религиозных предписаний и за обеспечение существования еврейской нации. Деметрий больше не покушался на эти основы, а только хотел, чтобы не забывали, что он верховный правитель Иудеи, ничем не хуже персидских царей, Птолемеев и первых Селевкидов, правивших страной триста лет — от вавилонского пленения и до возвращения в Сион. Народ Иудеи примирился с этим нетяжелым игом. А ведь Яким был священником из семьи первосвященников и родственником одного из влиятельных ”писцов” — так почему же народу не оказать ему доверия? Требование религиозной свободы было выполнено. Иехуда Маккавей, при всей своей верности Торе, был воином и политиком, для которого в конце концов важнее всего были полная политическая свобода и полная власть, т. е. в основном цели светские, так как запреты нечестивого Антиоха были уже упразднены. ”Писцы” и хасид ей не стремились к политическим и светским идеалам, так неужели только ради них они будут готовы жертвовать собой и вообще проливать кровь?
Поэтому, когда Яким обратился к ним с призывом к миру, они его приняли с радостью: ’Толпа книжников обратилась к Алкиму и Бакхиду с просьбой. Хасидеи были первыми, кто просил мира, говоря (между собой) : ”Священник из потомков Аарона прибыл вместе с войском, и он не причинит нам зла” (I книга Хасмонеев 7:12—14). Только Иехуда и его единомышленники не доверяли Якиму. Здесь обнаружилась та пропасть, которая разделяла Хасмонеев, с одной стороны, и хасидеев и ”писцов” — с другой, но была замаскирована общей целью во время гонений. Иехуда и его партия верили только в такой мир, который даст им и политическую власть и полную независимость от милости сирийского царя и его чиновников. Они были убеждены, что внутренняя — религиозная и национальная — свобода возможна только при условии полной политической независимости народа. Правда, Яким и Бакхид обратились к Иехуде и его братьям с дружественными заверениями, но те отнеслись к ним с недоверием, т. к. ”видели, что они явились с большим войском” (там же 11). Первосвященник с добрыми намерениями не будет опираться на ”большое войско”, и к тому же чужеземное...
Вскоре выяснилось, что недоверие Иехуды и его партии было не напрасным. Вопреки обещанию, данному Якимом хасидеям и ”писцам”, что он не причинит им никакого зла, он (или Бакхид) убил шестьдесят человек из них — тех, кого подозревал в близости к Хасмонеям и сопротивлении царю. Как сказано в Писании: ”...отдали тела Твоих хасидеев зверям земным, пролили кровь их, как воду, вокруг Иерусалима, и некому было похоронить их” (Псалом 79:2—3, приведено в I книге Хасмонеев 7:16—17). Автору I книги Хасмонеев еще мерещилась связь между этим псалмом и событиями в начале Хасмонейской эпопеи...
Теперь хасидеи и ”писцы” поняли, как они ошибались в Якиме. Возможно, вначале он не был жестоким и не намеревался проливать кровь своего народа, но, перефразируя слова Гете в ”Фаусте”, можно сказать: ”Власть приводит человека к низости”. Грубая сила Бакхида, на которую Яким опирался, испортила этого мелкого и честолюбивого человека, и он не смог устоять против соблазна отомстить своим врагам и снискать расположение своего господина Деметрия ценою голов этих людей... Убийством столь многих противников он думал утопить национальное движение в крови. Бакхид тоже надеялся, что националисты больше не посмеют поднять голову. Он покинул Иерусалим (быть может, по требованию народа и при вынужденном согласии Якима) и отправился домой, оставив небольшой сирийский гарнизон в распоряжении первосвященника.
Как только услышал Иехуда, что Бакхид покинул страну, он начал всячески притеснять Алкима и его союзников. Резня, которую учинил первосвященник по милости чужих господ, уничтожив лучших людей нации, оттолкнула от него народ. Многие из хасидеев и ”писцов” опять присоединились к армии Иехуды, и Алким с сирийским гарнизоном не мог устоять против них. Он решил отправиться к царю с клеветой на Иехуду и его партию, требуя большей военной помощи.
Деметрий разгневался. Нет другого средства против еврейских мятежников, кроме казней и истребления! С этой целью он отправляет в Иудею одного из самых выдающихся своих полководцев — Никанора и с ним очень большое войско. Никанор пробует заманить Иехуду хитростью. Он предлагает ему мир и приглашает на переговоры. Храбрый Иехуда приходит и беседует с хитрым сирийцем, который советует ему жениться и наслаждаться жизнью. Согласно II книге Хасмонеев (14:25), Иехуда так и сделал, но он не замедлил разгадать тайный замысел Никанора (или же ему донесли об этом) и принять меры предосторожности. Никанору ничего не оставалось, как выступить открытой войной против Иехуды и его армии.