Когда налетел норд-ост
Шрифт:
— Ну-ну?
— Так вот. Тогда все-таки лорда отвели в кабинет врача и на всякий случай сделали укол от бешенства.
Женя расхохоталась:
— От столбняка!
— Ну пусть… Назавтра опять сделали укол и велели, чтобы ни капли спиртного в рот не брал, пока будут колоть. А он тут же выложил, что утром уже выпил шкалик водки. Очень уж ему нравится наша водка, не то что ихняя виска…
— Виски, — поправила Женя. — В твои годы такие вещи полагается знать.
— Смешной лорд, купил в магазинчике при доме отдыха плавки и купальный костюм для лордихи и часами из воды не вылазит. А заплывает
— Ясно, — сказал Дмитрий.
— А мне неясно, — проговорил Колька. — Богач, капиталист, миллионер, а плавает так далеко и не боится… А если судорога схватит и он утонет? Что тогда с его миллионами? Я бы на его месте остерегался. Мало ли что…
— А знаешь, ты капиталист больший, чем он! — сказала вдруг Женя.
— Я? Скажете чего! — Колька вначале растерялся, а потом возмутился. — Это почему же?
— Свое дело имеешь. Оно хоть и поменьше его дела, но ты скупей и мелочней. Ведь суть не в количестве долларов или фунтов стерлингов, а в отношении к богатству. Будь у тебя то, что у лорда, ты бы день и ночь трясся от страха потерять все, а он относится к своему богатству весело…
— Тихо! — сказал Дмитрий. — Мы на отдыхе. Так как же было с кукурузой? Ты, брат, сильно уклонился в сторону.
— Не перехитрил собрата по коммерции? — спросила Женя.
— У меня под клеенкой в корзине лежало несколько отборных кукурузин: на всякий случай отложил. Вот я их и отдал.
— Съели? — сказал Дмитрий Жене, положил на Колькину голову руку и привлек его к себе. — И лорд уплетал за мое почтение?
— Еще как! Не успел рассчитаться, а уже стал кушать…
— Говори — есть, — сказала Женя, — кушать — это очень провинциально звучит.
Здесь Колька вспылил:
— А я что, в Москве живу?! Где живу, так и говорю.
Глава 7
ШУМНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Наконец подошел автобус. Он был переполнен. Дмитрий стал втискивать Женю и не без труда вдавился сам. О Кольке можно было не думать — на колесе бы уехал. Зато Тузик остался на улице. Минуту он с жалобным лаем бежал следом, лотом отстал и неторопливой рысцой затрусил по проулку к пляжу, где его ждала полная веселья и удовольствия жизнь.
В автобусе было душно, и у Жени заболела голова. К тому же сильно трясло. А когда выехали из Джубги, дорога запетляла, Женю стало мутить.
Вниз обрывались ущелья, заросшие дубовым и грабовым лесом, с белыми каменистыми руслами пересохших ручьев на дне. Зато по другую сторону виднелось море. Оно было серое, в волнах, и в тех местах, где на мгновенье открывался берег, по гальке бежала пенная атакующая цепь прибоя.
— Штормить начинает! — крикнул Дмитрию Колька, стоявший на ступеньке возле задней двери. — Не искупаешься теперь.
— Ты никогда не купался в шторм? — спросил Дмитрий.
— Вылезать трудно. Валеру однажды так трахнуло о гальку — в больницу увезли.
— Что за Валера?
— Приятель. Его брат на маяке, а второй — рыбак. Он ничего, только странный
— А, вспомнил! Про моторку поговорить с ним не забыл?
— Что вы! Вместе сходим. Если заплатить — дадут.
Автобус несся зигзагами. Он резко заворачивал, и не успевали пассажиры схватиться за сиденья, как центробежная сила отбрасывала их в другую сторону. Вдруг Дмитрий заметил, что Женя вся позеленела. Он с трудом просунул руку в карман рюкзака и на всякий случай вытащил полиэтиленовый мешочек, потом сдвинул в сторону стекло в окне: ударил сквознячок. Стало легче.
Дорога резко пошла вниз, на табличке мелькнуло — «Лермонтово».
— Нам слезать! Скорее! — крикнул Колька.
Они с трудом протиснулись к выходу и через минуту очутились на обочине шоссе.
Женя отошла в сторонку, отдышалась, вытерла платком лицо.
Потом оглянулась и не могла сдержать восхищения: село раскинулось в широкой долине меж гор. Впереди горы были четкие, невысокие, зеленые, плавного рисунка, за ними виднелись другие — более неопределенного и мглистого контура. Некоторые горы круто уходили в небо, и линия у них была решительная до смелая. Женя вспомнила рисунки и картины поэта, с детства любившего Кавказ, — и те, что видела в институтской библиотеке, когда «проходила» Лермонтова, и особенно те, что были в Инкиных альбомах и книгах. А вдруг все-таки поэт был здесь и в свободное время любовался этими горами, морем. А может, и зарисовки делал в свои альбомы. Надо будет написать Инке об этой поездке.
Хорошо все-таки, что она решила прийти сегодня в Джубгу. Страха, а тем более недоверия к Дмитрию она не испытывала. Парень как парень. Что-то в нем даже нравилось ей. Он совсем не пытался ухаживать, не стремился понравиться ей или выставить себя с лучшей стороны. То и дело у него получалось все наоборот. Одно раздражало — уж слишком он был шумный и ничего в этом мире не щадил. Из позы, конечно. Как же иначе? Современно. И ей было немножко жаль его.
— Итак, поиски следов Михайлы Лермонтова начинаются! — громко провозгласил Дмитрий. — Экспедиция в составе трех человек: Евгения — начальник и научный руководитель, рабочие по раскопкам — Дмитрий и Николай… С чего разрешите начинать?
Женя фыркнула, подумала: «Надолго ли его хватит?» — и безнадежно махнула рукой.
По проулкам бродили жирные грязные свиньи, бегали бесхвостые линяющие петухи и куры. Домики под шифером, а чаще под серой, принявшей стальной оттенок дранкой стояли редко. Через оградки перевешивались деревья грецких орехов, айва с тяжелыми, с кулак, плодами и виноград. Тихо, сонно вокруг. Трудно было представить, что когда-то здесь грохотали пушки, двигались солдатские цепи и раздавались залпы перестрелок.
— Жду указаний, — сказал Дмитрий. — Может, для начала обратиться вон к той туземке? Ее прапрадед, возможно, был кунаком Михаила Юрьевича… — И решительным шагом направился к женщине с темным, изрезанным морщинами лицом, стоявшей у продмага.
— Уважаемая, не сохранилась ли здесь крепость, где служил Лермонтов? — с места в карьер начал Дмитрий.
— Кто? Кто, вы сказали? Вермутов? — Женщина напряглась, акцент у нее был нерусский.
— Поэт и прозаик… Его именем и село ваше названо… Неужели вы не читали его книг?