Кокон
Шрифт:
— Вот она, — сказал он, размахивая находкой. — Накладная на препарат, отправленный через эту дыру. С подписью и печатью. Теперь у нас есть за что зацепиться.
— Хоть в этом мы не зря провели вечер, — пробормотал Митчелл, убирая рацию. — Скорая уже в пути.
Джеймс оглянулся на людей, лежавших в углу, и с облегчением выдохнул. Он чувствовал, что в кои-то веки поступил правильно.
Запись от 27.08.хххх
«Джи оказалась на удивление убедительной. Она сказала матери, что мне уже гораздо лучше, и что ее присутствие больше не нужно. Мама сомневалась.
Когда Джи оставила нас наедине, мама сказала, что волнуется не из-за переломов или пересадок. Она смотрела на меня долго и пристально, будто пытаясь что-то разглядеть. Ее слова остались у меня в голове: "Ты изменился, Энтони. Словно что-то внутри тебя, сама твоя душа стала другой".
Я попытался объяснить ей, что это просто этап. Что я устал жить, постоянно подстраиваясь под ожидания. Сказал, что всю жизнь жил не своей жизнью, во многом отказывая себе ради их с отцом спокойствия. А после того, как выкарабкался почти с того света, решил попробовать быть собой. Возможно, именно это ее и пугает.
Мама молчала долго. Она отвернулась, чтобы я не видел ее лица, но в ее плечах чувствовалась напряженность. Потом она сказала тихо, почти шепотом: "Ты конечно всегда был проблемным ребенком, Энтони, которому требовалась жесткая рука. Но иногда у меня возникает чувство, что передо мной вообще другой человек. Говоришь, рассуждаешь – все не так, как раньше. И иногда ты выдаешь такие вещи, которые просто не могли быть правдой".
Я не понял, о чем она говорит. Ну и она начала приводить примеры. Про то, что я никогда не любил книжки, а сейчас не отрываюсь от этих газетных архивов и этой странной истории про убийства, и все такое… На что я заметил, что вкусы и увлечения у людей могут меняться со временем.
Но что поразило меня сильнее всего – это то, что у нас не было собаки. Якобы.
Эти слова почему-то больно кольнули. Я действительно не помнил, чтобы у меня была собака. И я даже помнил, что ее сбила машина, потому что она была уже слепой и выбежала на дорогу. Я отчетливо помню это жуткое зрелище, помню, как папа устроил похороны на заднем дворе. Разве можно такое выдумать? Но почему тогда иногда чувствовал, что это правда?
Почему-то ее слова меня разозлили. Хотелось припомнить все то, что они делали со мной в детстве. Сказать, что мне наконец-то выдался второй шанс на лучшую жизнь, но они почему-то снова не ставят меня ни во что. Я еле нашел в себе силы промолчать.
Но мама все-таки уехала. Ее отпуск подходил к концу, и, несмотря на тревогу, она решила, что Джи справится лучше.
А потом пришел штраф за превышение скорости. Пришлось ехать в полицейский департамент, чтобы оплатить его. Ничего особенного – обычная формальность. Но что-то заставило меня поговорить с офицером, который оформлял мое дело. Тут почему-то все так медленно и нехотя работают, и я думал, что сварюсь от жары в их офисе. Кондиционеров-то у них почему-то нет. Ну вот и решил занять офицера беседой, пока его древний компьютер таки прогрузит всю информацию. Интересно, кто из них был старше – компьютер или
Сначала я не знал, как подступиться, но потом спросил невзначай: слышал ли он что-нибудь об убийствах, о которых мне рассказывали местные? Он посмотрел на меня настороженно. Потом все же кивнул и сказал, что тогда как раз работал в департаменте.
Постараюсь передать его слова как можно точнее.
"Жуткая история была. Маньяк. Четырех девушек прирезал. Одна из них вообще школьницей была".
Слушая его, я почувствовал, как у меня внутри все холодеет.
"Тогда это было громкое дело. Полиция на ушах стояла, даже ФБР подключилось. Агент вроде как это дело и раскрыл. Никто так и не понял, что было на самом деле, все было слишком запутанно. Но всех виновных закрыли. Правда, одно время все затянулось из-за подозреваемого, который всех по судам таскал. За карьеру свою мстил".
Я спросил, правда ли убийца оставлял бабочек.
Офицер странно посмотрел на меня, а потом усмехнулся. Сказал, что это все выдумки газет. Прозвали его так из-за того, как он разделывался с жертвами. Он их свежевал так, что кожа на их телах напоминала крылья бабочек. Я живо представил себе эту жуткую картину… Пожалуй, даже слишком живо.
Эти слова оставили у меня в голове страшный след.
Я поблагодарил офицера, оплатил злополучный штраф и ушел. Но внутри начало зреть подозрение, которое я боялся сформулировать даже про себя. А вдруг... вдруг мне каким-то образом пересадили органы того самого маньяка?
Но как такое может быть. Его же, наверное, посадили много лет назад в какую-нибудь тюрьму строгого режима, где он и сидит по сей день… Ну либо уже умер. Пятнадцать лет прошло с первого убийства как-никак.
Я не успел спросить офицера, как звали убийцу. Теперь мне просто необходимо выяснить его имя.»
Глава 14
Сложно было сказать, что было бы, не нарушь Джеймс приказ. Скорее всего, жизнь Джастина Скотта оборвалась бы в том подвале, когда он оказал сопротивление при задержании. Бэннет, разумеется, сделал выговор, но детектив уже привык к этому: он и раньше поступал наперекор, но без ненужного безрассудства. Картер также не слишком оценил проявленную инициативу, однако признал, что все могло бы пойти несколько сложнее. Но его больше интересовали полученные бумаги, нежели возможные жертвы и ущерб.
А вот среди коллег Джеймс чувствовал перемену: никто напрямую не смел похвалить его за нарушение приказа, но он ощущал, что кое-кто стал относиться к нему с большим почтением и уважением. Даже среди прибывших федералов к нему стали относиться с меньшим пренебрежением. И это незримое потепление между офицерами полиции и агентами ФБР стало необходимым звеном, показав, что на местных правоохранителей можно положиться.
Полученные бумаги стали важными уликами. Отчетные книги, накладные, список всех точек, а также ответственных на определенных районах группировок и их участников, номера машин и имена водителей… Дэвид Картер был доволен, словно вытащил лотерейный билет.