Кокон

Минц Валерия

Боуман сел, его лицо оставалось каменным, а взгляд — неподвижным. Его признание было одновременно попыткой честности и последним отчаянным маневром. Адвокат лишь тяжело вздохнул, понимая, что шансов вытащить клиента уже не осталось.

Никто не ожидал подобного заявления. Ни Джеймс, ни Картер, так усиленно выстраивавший линию обвинения, ни прокурор, ни судья, ни присяжные… Но Сэвидж понимал, как на самом деле ловко Боуман обставил их всех.

Наблюдая за доктором, Джеймс чувствовал, что тот заранее все это спланировал.

Слова Майкла были продуманными, слишком отточенными. Наверняка его адвокат предлагал более гибкую стратегию, стараясь всеми силами выкрутиться, смягчить срок, быть может, даже сослаться на проблемы с головой — их излюбленную в последние годы тактику.

Но Майкл Боуман оказался хитрее.

Если бы он пытался отрицать вину хотя бы по одной из статей обвинения и вскрылось, что это намеренное сокрытие фактов и введение в заблуждение, вину по второй признали бы куда охотнее. Присяжные терпеть не могут, когда их водят за нос и пытаются обмануть. На это рассчитывал Картер. Но Майкл сделал рисковый шаг, поскольку понимал психологию поведения людей. Понимал, что, хоть улик и достаточно, напрямую против него ничего не говорит.

Позже, в тот же день, когда заседание подходило к концу, огласили решение по основным пунктам обвинения:

— Суд рассмотрел представленные доказательства и заслушал показания свидетелей. Мы признаем обвиняемого Майкла Боумана виновным по статьям, касающимся изготовления и распространения наркотических веществ, — его голос был спокоен, но в зале повисло напряжение. — Однако обвинение не смогло предоставить достаточных доказательств его вины в убийствах.

По залу шквальным ветром пронесся ропот. Картер сжал кулаки, желваки его ходили ходуном от негодования. В Джеймсе тоже закипала ярость.

Судья поднял руку:

— Присяжные требуют более веских улик для вынесения обвинительного приговора по делу об убийствах.

Боуман слегка улыбнулся и едва заметно кивнул своему адвокату. Джеймс заметил этот жест, который подтвердил догадки о том, что признание было спланировано доктором.

После того, как люди начали вытекать из зала суда, Сэвидж заметил Калину Сантох, которая решительно направилась к Боуману, но тот жестом показал, что не собирается беседовать с ней. Детектив хотел сам поговорить с ней, но журналистка скрылась в толпе, видимо, убежав брать интервью у кого-то другого.

Как только офицеры вернулись в департамент, Картер собрал всех в комнате для обсуждения. Он был сосредоточен и говорил быстро:

— Это не поражение. Мы доказали причастность этого старого ублюдка, и это уже успех. Остальное — лишь вопрос времени. Мы отправляем все образцы ДНК в лабораторию. Это наш шанс доказать связь Боумана с жертвами. Или, возможно, с тем, кто стоял за убийствами, если не он.

Джеймс хотел было возразить, но промолчал. Он понимал, что каждый шаг должен быть выверен, каждое действие — подкреплено доказательствами.

—

Я хочу, чтобы все данные были собраны к утру. Больше нам нельзя терять время, так что за работу, — с этими словами Дэвид обвел присутствующих взглядом, а затем вышел, оставляя за собой напряженную тишину, наполненную невысказанными словами.

В участке было тихо. Большинство сотрудников разошлись по домам, лишь дежурные офицеры и несколько упрямцев вроде Джеймса все еще сидели за своими столами. Часы на стене показывали почти десять вечера. Свет тусклых ламп бросал длинные тени на стопки документов, которые, казалось, становились лишь выше с каждым днем.

Джеймс вошел в кабинет, усталый и разбитый после изнурительного дня в суде. Боуман вел себя предсказуемо вызывающе, его самоуверенность раздражала, но реакция зала суда на признания доктора заставляла задуматься, как далеко зайдет следствие.

Он рухнул на стул, потянувшись к пачке отчетов, которые собирался разобрать перед уходом. И тут заметил конверт: плотный, белый, без каких-либо опознавательных знаков. Только его имя, написанное размашистым почерком, который он узнал сразу же.

Калина…

Джеймс ощутил легкий укол тревоги. Он вскрыл конверт и обнаружил внутри маленький пластиковый пакетик с крышечкой от бумажного стаканчика. На крышке четко выделялись бледные следы отпечатков пальцев и несколько прилипших темных волосков.

Вложенная записка, написанная тем же почерком, была короткой и язвительной:

«Моя часть сделки выполнена. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. К.»

Джеймс откинулся на спинку стула, держа пакетик в руках. Он смотрел на него, словно перед ним лежало нечто опасное, что могло взорваться в любую секунду.

Его мысли метались. Если Миллер действительно виновен, это все изменит. Но если Сэвидж ошибается... Внезапно он понял, что у него нет никакого четкого плана на этот случай. «Боже, если я ошибаюсь, что тогда? — думал он, глядя на разбросанные на столе материалы дела. — Вся эта тягучая, изматывающая работа, каждый час, каждая жертва — все окажется бессмысленным?»

Он вспомнил слова Калины. Ее уверенность, ее бесстрашную прямолинейность. Как она с легкостью играла эту авантюрную роль, как будто это была ее вторая натура.

«Она это сделала ради меня, ради расследования. Но ведь я же ей навязал эту идею. Это я ее втянул,» — Джеймс почувствовал укол вины. Он посмотрел на конверт еще раз, затем на крышечку в пакетике. Ему нужно было действовать осторожно. Очень осторожно.

Но внутри него бурлило нечто иное. Гнев. Раздражение. Сомнения. Он устал от того, как этот проклятый Мотылек превратил его жизнь в бесконечный лабиринт, из которого, казалось, не было выхода.

Он взял пластиковый пакет и аккуратно положил его в свою папку с делом. Поднялся, выключил свет и направился к выходу.