Король-паук
Шрифт:
— Как вам угодно. Если у господина торговца найдётся в кармане ещё один золотой, я мог бы показать ему место, где он может утолить и физический, и духовный голод.
«Тяжко же, видимо, приходится церковным сборщикам пожертвований в этом захолустье», — подумал Людовик. К тому же манера его собеседника говорить заинтересовала его.
— У вас забавный слог, друг мой.
— Как и у вас, сударь. Все эти ваши покровительственные, друг мой»...
— Ах, это. Этому я научился у своих благородных покровителей. Впрочем, в такой чудесный день я чувствую себя как король.
—
— Этот чудесный свет, прозрачный воздух...
— Воздух прозрачен до тех пор, пока ветер не дует со стороны моего жилища.
— Где вы живёте?
Сборщик указал пальцем в сторону кладбища. Там стояла маленькая хижина, наполовину вросшая в землю, ничем не отличающаяся от других временных пристанищ для почивших, ожидающих вечного успокоения в сырой земле.
— Хранитель сего приюта канувших в вечную тьму — человек весьма любезный и услужливый, — продолжал собеседник Людовика, — всего за один су в неделю он позволяет мне обитать здесь, рядом с молчаливыми соседями, которые уже давно не испытывают никакого голода. Кстати, когда вы упомянули о голоде, вы имели в виду пищу?
— Разумеется, чёрт побери! — Мысль о том, что его новый друг, возможно, голодает, поразила дофина. — Если вы знаете поблизости место, где человек может набить пустой желудок, то я буду рад угостить вас. В моём кошельке ещё достаточно золотых.
Человек странно посмотрел на него.
— Достаточно?
— О, да.
— Вы не тот, за кого я вас сначала принял. Он никогда не признался бы, что у него есть с собой золото. Вообще вы слишком беспечны, для торговца во всяком случае. Но кто бы вы ни были, вы мне нравитесь. А мне нравятся очень немногие люди, и очень немногим по душе Франсуа Вийон.
— Так вы Франсуа Вийон?
Его спутник кивнул.
— Франсуа Вийон, Франсуа де Лож, Франсуа де Монкорбье, У меня много имён, особенно среди стражей порядка.
— Вийон — великий поэт! Я не могу поверить! Ведь это вы сочинили:
De trois sergens pendez en deux Le Monde n’en sera que mieux [1] .— Прекрасная мысль! — рассмеялся Людовик так громко, что несколько прохожих обернулись на него с подозрением.
1
Если повесить двух из каждых трёх сержантов, мир станет только лучше (фр.). (Здесь и далее примеч. перев.).
— Да, мысль хорошая, сударь. Я полностью согласен с вами. Но отрывок ужасный, это не я написал. Мне постоянно приписывают ужасные строки.
— Нет-нет, друг мой. Нет в мире ничего ужасного — есть только смешное.
Людовик всё ещё смеялся. Идея повесить двух из трёх сержантов великого прево привела его в восторг. Эти сонные болваны только и делали, что с гордым видом маршировали по улицам в своих
— Может быть, мой состоятельный друг тоже известен им под несколькими именами, — предположил Вийон. Он вдруг решил, что Людовик, вероятно, какой-нибудь богач — любитель поэзии, которому раз-другой случайно удалось накропать пару удачных строк.
— Чёрт побери, Франсуа, у меня десятки разных имён, — Людовика ужасно веселила мысль о том, что он умудрился ещё ни разу не солгать за сегодняшний день. У него действительно были десятки разных имён.
— И вы, конечно, предпочитаете их не раскрывать. Понимаю. Хотя должен вас предупредить, в этом районе города, который вам так нравится, кошелёк лучше спрятать подальше.
— Но кто же его украдёт, Франсуа? Что же до моего имени, то и из этого я не собираюсь делать тайну. Меня зовут Людовик.
— Половину всей Франции зовут Людовиками, мой весёлый друг, или Анри, или Жаками, или Филиппами, или Карлами...
— Нет, только не Карлами. Как угодно, только не Карлами.
Вийон провёл его за сторожку, и они вышли на запущенную, грязную аллею, стараясь держаться подальше от стены, чтобы содержимое ночных горшков добрых граждан не вылилось им на головы.
— Ну как, воздух ещё прозрачен, друг Людовик?
— Ну да, немного грязно, не более того. Клянусь, Вийон, вы самый мрачный человек, какого я когда-либо встречал.
— А вы самый легкомысленный. Какой же я глупец, что принял вас за этого хитрого, мрачного, молчаливого, скрытного...
— Вы описываете какое-то чудовище! Кто это?
— Да Бог с ним. Вы его всё равно не знаете. А вот и наш завтрак. Но если вы сами не желаете спрятать свой кошелёк, то дайте я его понесу.
— Конечно, Франсуа.
Он отстегнул кошелёк от пояса. Это была единственная роскошная деталь его туалета. Людовик хранил множество потёртых камзолов, заштопанных чулок, дырявых башмаков — он был весьма бережлив и никогда не выбрасывал старых вещей. Впрочем, кошелёк он всегда носил добротный, чтобы не растерять деньги.
Вийон быстро осмотрел кошелёк. Он заметил небольшое украшение в виде вышитого крошечного дельфина. Быстрым и незаметным для постороннего глаза движением он спрятал кошелёк в рукав своей накидки — можно было поклясться, что никакого кошелька там вовсе и не было.
— Неплохо, друг мой. Я начинаю уважать вас. Ну и позавтракаем же мы, о... то есть что у нас на завтрак, мой Людовик?
Они стояли в конце переулка, перед дверью мрачного здания, напоминавшего груду разрушающихся камней, словно здание было построено ещё во времена первого крестового похода. Людовик подумал, что это, наверное, какой-нибудь амбар. Узкие окошки были забиты досками, ворота закрыты. Вийон постучал в дверь рукояткой кинжала, который извлёк из своего рукава так же мгновенно, как спрятал туда кошелёк дофина. Стук был явно условным.