Королева не любившая розы
Шрифт:
–Из прилагаемого к этому письму свидетельства Вы можете убедиться, в каком состоянии находятся наши отношения после вчерашнего примирения…
К письму прилагался следующий документ: «Мы, нижеподписавшиеся, заверяем друг друга, что довольны и удовлетворены совершившимся примирением и наступившим взаимопониманием. В подтверждение чего нами и подписано настоящее свидетельство в Сен-Жермене 26 ноября 1639 года.
Людовик
Эффиа де Сен-Мар».
Ответив королю, что «невозможно быть юным и притом благоразумным», Ришельё вызвал Сен-Мара к себе в Рюэй и устроил ему разнос. Несмотря на размолвку, Людовик ХIII проникся ещё
–Никогда ещё Людовик не испытывал большей страсти.
А Таллеман де Рео вспоминал, что монарх каждый вечер уводил Сен-Мара в свою спальню в семь часов, осыпая его руки поцелуями.
Тем не менее, Ги Бретон считает, что король любил Сен-Мара так же платонически, как Марию де Отфор и Луизу де Лафайет:
–Однако сторонний наблюдатель легко мог принять их за любовников. Они прогуливались вместе, держась за руки, варили конфитюры, могли вдруг, поссорившись, не разговаривать три дня. И тогда кардиналу, полагавшему, что уже навсегда избавился от этой тяжкой повинности, приходилось их мирить…
В свой черёд, Екатерина Глаголева в «Людовике ХIII» попыталась объяснить, почему король настолько привязался к юноше, годившемуся ему в сыновья:
–Окружённый «блестящим двором» из облысевших царедворцев и состарившихся фрейлин, Людовик, возможно, не желал смириться с тем, что и сам становится таким же. Ему хотелось видеть вокруг себя людей молодых, красивых и энергичных, способных передать ему часть своей жизненной силы…
–Предположение о физическом влечении, которое король мог испытывать к своему фавориту, следует сразу же отбросить, – продолжает писательница. – Да, в те времена бисексуальность была распространённым явлением: Гастон Орлеанский во время своих парижских кутежей развлекался с лицами обоего пола… Но если Людовик не позволял себе желать фавориток, то уж тем более он запретил бы себе подобные греховные мысли в отношении мужчины. Да, они с Сен-Маром иногда спали в одной постели, но опять-таки в те времена в этом не было ничего необыкновенного: даже совершенно незнакомым людям порой приходилось делить ложе на постоялом дворе… даже король, находясь в постоянных разъездах, не всегда мог располагать кроватями в достаточном количестве.
Тот же Таллеман де Рео упоминает, что когда Людовик целовал руки своему фавориту, то Сен-Мар при этом явно испытывал смущение и досаду. В то же время он неизменно выражал своё уважение Анне Австрийской, которая жила в полном уединении в Сен-Жермене, воспитывая сына и наслаждаясь своими прекрасными садами. При дворе теперь уже не устраивались праздники, а звёздами парижского общества были герцогиня д’Эгильон, герцогиня де Монбазон, маркиза де Рамбуйе, прекрасная принцесса Мария Гонзага и принцесса де Конде. Именно их салоны постоянно посещал новый фаворит короля.
Так что в ориентации последнего нет никаких сомнений: потеряв мадемуазель де Шемеро, он страстно увлёкся знаменитой парижской куртизанкой Марион Делорм, которой посвящали стихи и пьесы. Например, придворный поэт написал в её честь следующие стихи:
Красоту несравненную буду вечно любить,
Для которой рабы и земные цари
Возвели многочисленные алтари,
Чтобы только одной ей на свете служить.
Как только в Сен-Жермене все засыпали, Сен-Мар пробирался тайком на конюшню
–Он совершал эти небольшие поездки в одиночестве, – пишет граф Монгла в своих мемуарах, – опасаясь, как бы королю не стало о них известно. Ему не удавалось и часу поспать, так как король нуждался в нём на протяжении всего дня. И эти заботы, как и ночные занятия с особой прекрасного пола, его настолько ослабили, что ему было уже не до смеха. Королю же казалось, что молодому человеку с ним скучно, и от этого они беспрестанно ссорились. Примирить же их мог только кардинал.
О связи своего фаворита с Марион, уже прилюдно называвшей себя «госпожой Главной», Людовик ХIII узнал случайно, когда однажды не увидел его в числе придворных на церемонии своего пробуждения. От огорчения король едва не занемог и, как обычно, пожаловался Ришельё. Подвергнув Сен-Мара очередной взбучке, кардинал, по словам Ги Бретона, не удовлетворился этим:
–Он велел доставить к себе Марион Делорм и, думая о благе королевства, пожертвовал собой, став её любовником.
–Кардинал Ришельё, – свидетельствует, в свой черёд, Таллеман де Рео, – платил женщинам за их услуги не больше, чем художникам за их работы.
Несмотря на скупость первого министра, Марион, польщённая тем, что на неё обратил внимание столь могущественный человек, дала слово больше не встречаться с Сен-Маром. После чего между королём и его молодым другом был заключён новый договор: «Сегодня девятого мая 1640 года во время пребывания короля в Суассоне Его Величество любезно пообещал господину Главному больше не сердиться на него из-за всего, что произошло между ними…»
Хотя король был спасён, Ришельё, тем не менее, продолжал ещё некоторое время оставаться любовником знаменитой куртизанки.
–Как Вы можете спать со священником? – иногда спрашивали её друзья.
На что Марион с улыбкой отвечала:
–Он совсем не похож на священника, когда снимает кардинальскую шапочку и пурпурную мантию.
И, смеясь, добавляла, что эта связь, кроме всего прочего, принесла ей отпущение всех грехов.
В отличие от Людовика, Ришельё любил женщин вовсе не платонически. Хотя он пытался скрывать свои увлечения от короля, который был большим сплетником. В одном из своих писем в ноябре 1649 года Гю Патен писал:
–За два года до смерти (то есть в 1640 году) кардинал имел сразу трёх любовниц, первой из них была его племянница, второй – пикардийка, жена маршала де Шольна, и третьей – парижская красавица, по имени Марион Делорм; из чего можно сделать вывод, что эти господа в красных шапочках – крепкие мужики.
Однако вскоре после того, как с поразительной бесцеремонностью Ришельё поручил Марион выступить в качестве посредницы между ним и другой знаменитой куртизанкой, Нинон де Ланкло, они расстались. Граф де Шавиньяк в своих «Воспоминаниях» сообщает:
–…он пообещал ей (Нинон) через Марион Делорм пятьдесят тысяч экю: она отвергла его предложение, так как в это время находилась в любовной связи с одним советником парламента, в объятиях которого находилась по доброй воле…
Но всё это были для кардинала лишь мимолётные увлечения, любил же он свою племянницу Мари Мадлен де Винеро, госпожу де Комбале. Оставшись вдовой в восемнадцать лет, она встретилась со своим знаменитым дядей, чтобы получить напутствие в монашеской жизни, которой хотела себя посвятить. Увидев прекрасную вдову, кардинал сказал ей