Королевский подарок
Шрифт:
Он стоял на пороге двери, ведущей в гостиную из коридора. За окнами было темно: вечер или, может быть, ночь. Никита определенно находился в собственном доме, но знакомая комната вовсе не была такой пустой, какой он привык ее видеть. У стены справа возвышался огромный резной буфет. Судя по всему, антикварный. В простенке слева от двери примостились рядышком два высоких плюшевых кресла. Еще левее, между дверью в кухню и камином, стоял очень красивый полированный стол с инкрустированной столешницей и шестью мягкими стульями. Ближе к балкону, напротив камина, практически в центре комнаты, расположились углом два больших дивана в бежевых чехлах. Посередине свисала с потолка массивная кованая люстра, в данный момент не зажженная. Две фарфоровые настольные лампы с однотонными тканевыми абажурами в разных концах комнаты также были выключены. Свет давали только тлеющие в камине дрова и несколько зажженных свечей, которые стояли на столе. А в торце стола боком к Никите сидел пожилой
Никита шевельнулся. Мужчина никак не отреагировал на его движение. Он закончил есть, аккуратно, как в ресторане, положил приборы на тарелку и взял в руку бокал с вином. Никита собрался с духом, сделал шаг в его сторону и сказал:
– Бонжур, месье.
По-прежнему никакой реакции. Было совершенно очевидно, что мужчина не видит гостя, не слышит его и даже не подозревает о его присутствии. Никита чувствовал себя не слишком уютно, однако происходящее его чрезвычайно интриговало. Он помахал руками, чтобы окончательно удостовериться в том, что невидим, и осторожно начал осматривать комнату, периодически оглядываясь на мужчину за столом. Того можно было назвать стариком, но уважительное имя Дед шло ему значительно больше. Еще в ранней юности в Никите открылся талант придумывать людям несмываемые клички. Они всегда рождались в его голове спонтанно, сами собой. Для многих его друзей прозвища становились роднее имен и приклеивались на всю оставшуюся жизнь.
Он остановился против буфета, который казался огромным даже в масштабах этой просторной комнаты. Все дверцы его фасада были покрыты прекрасной рельефной резьбой. Точеные ножки верхней секции опирались на столешницу массивного основания. Поверхность столешницы заполняли безделушки и фотографии в рамках. Одно фото почему-то бросилось Никите в глаза. С него смотрела красивая девочка лет пяти, со светлыми кудрявыми волосами и ямочками на щеках. Снимок был черно-белый, сделанный, вероятно, очень давно. Здесь же, рядом, стояла современная цветная фотография двух довольно молодых женщин. Они обнимались на фоне какого-то северного пейзажа, но не выглядели при этом особенно счастливыми. Одна из них – высокая, продолговатая брюнетка. Вторая – пониже, круглолицая кудрявая шатенка. Женщины вполне могли быть сестрами, а также дочерями мужчины за столом, но внешнего сходства между ними Никита не нашел. Вот только лицо кудрявой шатенки показалось ему смутно знакомым. Он так увлекся разглядыванием фотографий, что на время забыл про Деда, который тихо сидел у него за спиной. Неожиданно тот с шумом отодвинул стул, взял тарелку и направился к двери в кухню. В первый момент Никита от испуга подскочил на месте, однако тут же вспомнил, что дело происходит во сне. И любопытство повлекло его вслед за Дедом.
На кухне все было практически так же, как днем, в реальности. Та же мебель, плита, холодильник и колонка с микроволновой печкой и духовкой. Были, конечно, всякие незнакомые мелочи, вроде подставки для винных бутылок, плетеной корзины с овощами и фруктами на широком подоконнике и большого контейнера для мусора у двери в прихожую. Еще кое-что бросилось ему в глаза. Несмотря на поздний вечер, ставни были открыты. При полном отсутствии занавесок на окнах освещенная кухня отлично просматривалась с улицы. Снаружи в поздний час не было ни души, тем не менее Никиту это несколько удивило. А вот Деда, по всей видимости, ничто не смущало. Похоже, работа на кухне не казалась ему настолько сокровенным делом, чтобы ради нее лишний раз возиться со ставнями. Почему-то именно сейчас до Никиты дошло, что теперь у него появилась ежедневная забота, которая раньше была ему не знакома, – открывание и закрывание ставен. Эта дань традиции показалась ему забавной, хотя и довольно обременительной. Пока он предавался размышлениям, Дед начал составлять в посудомоечную машину кастрюли, сковородки и всякие кухонные мелочи, которых вокруг было предостаточно. В кухне стоял все
Никите представилась возможность получше рассмотреть своего нового знакомца. Тот оказался довольно высоким и худощавым. Не исключено, что в молодые годы он был хорошим спортсменом – до сих пор оставался крепок в плечах. В его крупных, рабочих руках чувствовалась немалая сила. Он смотрелся очень моложаво в синих джинсах, ботинках из нубука и мятой клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Возраст выдавали только седина и лицо в морщинах.
– Хорошо, молодой человек, вот и все, – неожиданно сказал Дед низким, красивым голосом и захлопнул дверцу посудомойки, – теперь можно немного посидеть у камина.
Уже во второй раз Никита подпрыгнул от неожиданности. Он решил, что приглашение было адресовано именно ему. Просто потому, что приглашать было больше некого. Однако Дед пошел вон из кухни, по-прежнему не обращая на него никакого внимания. Несмотря на такое явное пренебрежение, Никита покорно побрел за ним следом в гостиную. Походка у Деда была немного шаркающая, но глядя на его прямую спину, Никита тоже невольно подтянулся и расправил плечи. Тот включил настольную лампу на тумбочке у стены и задул свечи. Затем взял со стола бутылку с рюмкой и направился к камину. Никита запутался в своем сне. Если его пригласили скоротать вместе вечерок, то где второй бокал? Странное гостеприимство! Дед аккуратно положил еще одно полено на пылающие угли и с блаженным стоном опустился на диванные подушки. Бутылку он поставил на маленький столик, где для нее уже был заготовлен такой же цветной картонный кружок, как на столе.
– Только одну рюмку, молодой человек! – командным тоном сказал он.
Никита совсем растерялся. Одну так одну. Он вообще пока ни на что не претендовал. К чему такие строгости? И где ее взять, эту чертову рюмку? Он с надеждой оглянулся на буфет.
– Хотя какая разница, одну рюмку я выпью или десять? – грустно продолжил Дед. – Все равно никому нет до этого дела.
Ситуация начала проясняться. Дед был любителем поговорить с самим собой. Никита разделял его слабость – он тоже находил себя довольно приятным собеседником и обращался к себе не иначе как «старик». Фамильярное обращение в его устах звучало легкомысленно и на корню обесценивало проблему возраста, свойственную мужчинам, перевалившим сорокалетний рубеж. В той же степени неслучайно Дед величал себя «молодым человеком»: это давало ему право не думать о старости, которая, похоже, была одинокой.
Старик отхлебнул вина и снова затих, уставившись на языки пламени. Поскольку дружеская вечеринка не задалась, Никита продолжил исследование гостиной. Все свободные простенки были увешаны гравюрами и карандашными рисунками разного размера. Графические работы смотрелись превосходно на фоне беленой старинной кладки. На них были женщины разных эпох. В скромных платьях и почти обнаженные. Хрупкие и пышнотелые. Каждая из них была по-своему прекрасна.
Никита осмелел. Он подошел к старику со спины, наклонился к его уху и доверительно сказал:
– Дед, а ты разбираешься, я вижу. Девчонки шикарные! – Тот продолжал зачарованно смотреть в огонь. Никита поднял голову и тут увидел над камином красные туфли на шпильке, а еще выше – ноги в ажурных чулках. Красотка с осиной талией призывно подмигивала со стены, держа в руках баночку с джемом. Или с кремом для рук. Алое платьишко обтягивало ее во всех смыслах выдающуюся грудь.
– О! Как это я пропустил такое?! – удивился Никита. В прихожей его московской квартиры висела пара похожих рекламных постеров пятидесятых годов. Он обожал этот жанр. Однако в гостиной Деда разбитная девица смотрелась вульгарно. Даже обнаженная модель на большом карандашном рисунке рядом, едва прикрытая уголком смятой простыни, и та выглядела целомудренней. Никита снова наклонился к Деду и назидательно заметил:
– Эта подруга здесь лишняя. Неужели сам не видишь?
Он совсем обнаглел от безнаказанности. Рука сама потянулась, чтобы похлопать Деда по плечу, но в последний момент замерла. Перспектива провалиться в бестелесный призрак пугала. Хотя, если подумать, коснуться живой плоти в данных обстоятельствах было бы еще страшнее.
Оставив Деда на время в покое, Никита пошел рассматривать инкрустацию на обеденном столе. Насколько он мог судить, это была отличная работа. Однако центральную часть столешницы закрывала нелепая дорожка из красной тафты, обшитая дешевой тесьмой. Неизвестно, из какого путешествия привезли этот сувенир, но здесь он смотрелся еще более чужеродно, чем пышногрудая девица в красном платье на фоне превосходных рисунков и старинных гравюр. Еще внимание Никиты привлекли роскошные резные стулья. Похоже, они прошли серьезную реставрацию, мебельный лак просто сиял, и в этом была проблема: излишний блеск обесценивал старину. Обивка тоже была совершенно новая, но из дешевого синтетического бархата, который окончательно портил впечатление. Неожиданные пятна безвкусицы на общем, вполне гармоничном фоне кричали о противоречиях в характере Деда и еще больше разжигали интерес Никиты. Кто же он такой, этот странный человек?