Коронованный наемник
Шрифт:
Сармагат запнулся, сцепляя пальцы и ссутуливаясь.
– Что было дальше? – глухо и мрачно спросил Трандуил. Орк поднял на него взгляд:
– Дальше… Свидетель не выполнил своего долга. И Арда получила Азога Разрушителя. Полагаю, ты помнишь, кто это такой. О нем потом сложили много дурацких небылиц, но… у нас в клане некоторые даже знают его прежнее имя. Вот, что собирается сделать Сарн. И вот для чего ему нужен сильный и решительный помощник.
Повисла тишина, прерываемая лишь прерывистым дыханием Камрин. Она съежилась в кресле, мелко дрожа, как в приступе лихорадки. Трандуил несколько секунд молчал, а потом вскочил и снова с размаху ударил в стену кулаком:
– Проклятие, проклятие!!! – зарычал он, – что
Резко обернувшись, король прижался к стене спиной, словно неосознанно пытался удержать рушащийся мир.
– Я не могу этого постичь, Гвадал, – вдруг меняя тон, проговорил он горячо и требовательно, – Сарн эльф… Как бы ни был он предан другу и сюзерену, он все равно остается эльфом. Как может он, даже ради столь важной цели, добровольно продаваться родоначальнику тьмы?
Сармагат задумчиво покачал головой:
– Я думаю, он просто не знает всей подоплеки этой сделки. Все сведения об обряде, которыми он обладает, он мог прочесть только в свитке. А там о ритуале выкупа сказано лишь то, что целитель примет проклятие на себя и обратится чудовищем столь немыслимым, что должен быть немедленно предан смерти во избежание великих бед и злодеяний. Этот свиток очень стар, но это лишь копия. В первоначальном варианте о необходимости убить целителя нет ни слова. Мелькор был вовсе не заинтересован в смертях целителей. С веками, после нескольких страшных поворотов истории, случившихся после подобных сделок, стало понятно, что целителей нельзя оставлять в живых. И во все найденные копии первоначального документа были внесены соответствующие указания. Но куда именно уходят эти проданные души… Об этом в свитках не писали. Я узнал эти подробности из несусветно ветхого манускрипта, который в Магхаре хранят пуще зеницы ока уже не ведаю, с каких времен.
Трандуил глухо и мучительно застонал:
– Нет, Гвадал. Этого допустить нельзя. Я никогда так ясно не осознавал, что сердце может разорваться, по-настоящему, без всяких метафор. Но я не могу позволить выкупить моего сына такой страшной ценой. Леголас никогда не согласился бы на это, и он не сможет с этим жить, если каким-то непредвиденным образом узнает о пути своего исцеления.
Орк поднял голову и пристально посмотрел лихолесцу в глаза:
– Подумай хорошо, Трандуил. Сейчас ты потрясен и смятен всем, что узнал, но уже через час твое самообладание восстановится, и ты можешь начать рассуждать иначе. Утром ты увидишь Леголаса прежним. Несколько дней он может пробыть без сознания, но потом очнется, и этот кошмар закончится. Сарн будет погребен с воинскими почестями, провозглашен героем ирин-таурской кампании, ты по традиции вручишь Дагорму меч сына с вправленным в эфес рубином в знак особого отличия… а дальше дело только за временем. Раны заживут, память померкнет, и все вернется на круги своя. Подумай, друг мой. Подумай сейчас. Едва ли тебе представится шанс изменить решение.
Трандуил ответил Сармагату таким же долгим и внимательным взглядом.
– «Подумай, друг мой…», – повторил он, – как часто ты говорил мне эту фразу! От скольких ошибок уберег, сколько предотвратил безумств… Но сейчас я знаю, что делаю. Пожалуй я редко бывал настолько убежден в правильности принятого решения. Полно, Гвадал, мы теряем время.
В глубине дымчато-синих зрачков что-то блеснуло. Орк
– Будь по-твоему. Попытаемся. Кликни Таргиса, он подаст твоего коня.
Ничто так не претит энергичной натуре, как бездействие. Тень страдания сбежала с лица короля, словно сдернутая невидимой рукой. Трандуил подхватил с пола сброшенный плащ, поклонился Камрин и спешно вышел, на ходу застегивая фибулу. Сармагат же обошел кресло и положил руки на плечи девушки.
– Милая… – вполголоса начал орк, но та вздрогнула и охватила его пальцы на своем плече холодной рукой.
– Ничего, – хрипловато проговорила она, – спешите, Сармагат. Я останусь, я буду ждать, не тревожься обо мне. Прошу тебя, сделай что-нибудь. Я уже не знаю, что правильно, что хорошо, что справедливо. Но ты знаешь… Ты всегда знаешь ответ на все вопросы. Умоляю, не дай случиться чему-то… что совсем нельзя поправить…
Вождь сжал ее плечи крепче, чувствуя их мелкую дрожь.
– Доверься мне, – прошептал он. Быстро и коротко поцеловал в темя и тоже двинулся к двери.
– Сармагат, – порхнул ему вслед отрывистый зов, и орк обернулся, замедляя шаги. Камрин смотрела на него, в покрасневших глазах теплилось несвойственное ей беззащитное выражение:
– Я люблю тебя… – почти одними губами проговорила она. Сармагат не ответил. Только сжал когтистые пальцы, словно ловя эти бесценные слова, чтоб не дать им шальными птицами ускользнуть в открытую дверь.
Уже длинные лиловые зимние сумерки затопляли лес, и снова пошел снег, когда два варга, тяжело поводящие боками, вырвались из чащи на поляну, по всему периметру окольцованную высокой насыпью хвороста, поблескивающей брызгами смолы. Там царил полумрак, еще сильнее сгущаемый деревьями, гнущимися под тяжестью белых наметов. Монотонно и задумчиво бормотали водяные струи, бившие в каменное ложе из надколотой скалы.
Сарн соскользнул наземь и ласково потрепал Стрижа между ушей. Тот для порядка предупреждающе приподнял верхнюю губу, но не огрызнулся и мирно лег на снег. Поездка далась эльфу нелегко. Хоть десятник и по праву слыл одним из лучших наездников отряда, но, приноравливаясь к аллюру непривычного скакуна, мчавшегося сквозь чащу огромными пружинистыми скачками, первые две лиги он вцеплялся в косматый загривок до ломоты в пальцах. Перед самым лицом порой мелькали низкие колючие сучья, от которых удавалось увернуться лишь чудом, с потревоженных ветвей сыпался комковатый снег, какие-то зловредные кустарники цеплялись за плащ. Но все эти неудобства показались Сарну лишь досадными мелочами, когда всего через три часа хищники вынесли седоков на уединенную поляну Плачущей Хельги.
Эльф машинально потянулся, распрямляя слегка занемевшую спину, и поспешил к Йолафу. Тот тоже уже спешился и осторожно снимал со спины Подкупа бесчувственное тело Леголаса со стянутыми сыромятным ремнем запястьями. Вдвоем они уложили принца на расстеленный плащ, и Йолаф приложил пальцы к шее похищенного.
– Ты не переусердствовал? Он давно без сознания, – озабоченно спросил комендант, но Сарн лишь покачал головой:
– Доверься мне. Нежелательно, чтоб Леголас очнулся раньше срока.
Помолчав, он задумчиво отвел со лба принца влажные пряди, открывая гротескно искаженное, дорогое лицо, и долго смотрел в знакомые и незнакомые черты, подмечая не так шипы, борозды и клыки, как горькие складки у губ и тени вокруг запавших глаз.
– Как он изменился… – пробормотал эльф, а голос предательски дрогнул. Потом осторожно перевернул руку Леголаса ладонью к себе и вгляделся в узор бледных рубцов и полузаживших царапин, – откуда эти раны?
– Леголас всегда терзал когтями ладони, пытаясь подавить гнев или отчаяние, – хмуро пояснил Йолаф, садясь рядом с Сарном на снег. Десятник же откинул капюшон, проверил ремни на запястьях принца и посмотрел в небо, медленно наливающееся густой чернильной синевой: