Коронованный наемник
Шрифт:
Сармагат устало прикрыл глаза:
– Я могу еще трижды повторить то, что уже сказал. Каких доказательств ты хочешь? Миниатюру маслом, писаную сегодня утром? Или переложить тебе сказанное в стихи?
– Рималл… – Аматир, тоже вышедший из леса, уже второй раз тревожно окликал целителя, но тот не слышал. Бешенство затопляло его, лишая здравого смысла.
– Прекрати глумиться, Чернокровый, – прошипел эльф, заливаясь неестественной бледностью, лук ходуном ходил в его руках, – ты возомнил, что я не смогу добиться от тебя правды? Проверим…
С этими словами он швырнул лук в снег и выхватил кинжал.
– Рималл, опомнись! – Аматир рванулся к соратнику, хватая за локти, – прекрати дурить!
– Стихи… – глухо рычал целитель, – я заставлю тебя петь баллады, ублюдок! Да отвяжись же ты, беспамятный! – рявкнул он, вырвался из хватки Аматира и с размаху оттолкнул того прочь. А сам шагнул к Сармагату, упал на одно колено:
– Где король? –
Сармагат смотрел в темнеющее небо, едва осознавая горячие капли, скользящие по лицу, но всеми фибрами ощущая непривычное и оттого чудовищное бессилие. Он ничего не объяснит этому фанатику… Даже если он сейчас рванется вперед и с хрустом свернет горделиво изваянную шею эльфа, полускрытую стоячим воротником камзола, он все равно ничего не добьется… Даже если второй Квенди окажется круглым дураком и приблизится настолько, что его можно будет атаковать – это тоже не поможет. Ему не добраться до восхода луны к Хельге… Бедняга Молот мертв. Вправить вывихнутую ногу можно, но доковылять на ней до источника он сумеет разве что к утру… А кинжал уже блеснул у второй скулы, но тут раздался хлесткий удар, и Рималл опрокинулся в снег: над ним стоял Аматир. Он что-то торопливо толковал, отчаянно жестикулируя, Рималл огрызался в ответ, но до сознания Сармагата доходили только отдельные обрывки:
– …безумный… орк… стихи… олух… маслом… синдарин…
А потом что-то случилось. Сармагат не знал, что именно. Но будто невидимая рука повернула какой-то рычаг, окончательно лишая целителя самообладания. Рималл вскочил на ноги и снова бросился к орку. Его лицо было перекошено до неузнаваемости, закаленное лезвие кинжала взвилось вверх, отразив последний отблеск заката, наливавшегося густым лиловым цветом. Сармагат увернулся от удара, задыхаясь от боли в еще сильнее вывернувшейся ноге. Еще удар… Сколько раз он успеет уклониться? Подоспел Аматир и снова схватил обезумевшего эльфа за занесенную руку, тот обернулся и сделал выпад, рассекая соратнику бедро. Тот глухо вскрикнул, отшатываясь, и тут же холодная сталь пропорола Сармагату кожу на предплечье. Орк зашипел, сводимый судорогой неистовой муки: кровь эльфа попала в рану. А кинжал уже снова рвался вверх, когда из сгущающейся тьмы налетел стук копыт, и новый голос оглушительно крикнул:
– Рималл! Остановись!!!
… Голоса слились в общий гул брани, окриков, указаний. Неподъемную тушу убитого варга оттащили в сторону, и невесть откуда взявшийся верный Таргис уже хлопотал над вывихнутым суставом хозяина. Всклокоченный от бешеной скачки Трандуил, вынырнувший из сгущавшихся сумерек, с тревожной искренностью, как в той, прежней жизни, заглядывал в глаза: «как ты, Гвадал?»
А орк видел, как первые звезды разгораются над лесом, и знал: они опоздали.
***
Несколько долгих, бесконечных секунд они смотрели друг другу в глаза сквозь взвесь водяной пыли, искрящейся в свете луны и костров. Пристально, завороженно, словно видели друг друга впервые. Сарн ощущал, как внутри все туже сжимается какая-то холодная спираль, а Леголас, казалось, еще не пришел в себя, все так же безвольно покоясь на руках друга, и только глаза, пронзительные, ледяные, злобные, воскресли на безобразном лице. Время будто загустело, все медленнее отсчитывая тягучие мгновения… и десятник вдруг увидел, как звериный огонь начал угасать в янтарных глазах Леголаса, уступая место чему-то иному. Пустота и боль… сквозь которые стало медленно проступать нечто, похожее на неверие и узнавание. Вот дрогнули губы, словно готовые что-то сказать, плечи слегка напряглись. Сарн, не отводя взгляда от наливавшихся отчаянием и радостью глаз, осторожно помог другу встать на ноги. А Леголас смотрел и смотрел на него, будто ожидая, что образ Сарна сейчас истает в вихре водяных капель, и пытаясь запомнить эти последние секунды встречи.
«Совсем прежний…», – успел лишь вскользь и не к месту подумать Сарн, когда Леголас рванулся к нему, на волчий манер оскаливая блестящие клыки и метя вцепиться в горло. Но десятник не растерялся. Он резко схватил принца за стягивающий запястья ремень, рывком развернул спиной к себе, чтоб быть вне досягаемости для клыков, стиснул Леголаса поперек торса и втащил под сверкающие в огненных бликах струи источника. Ледяная вода перехлестнула дыхание, буруны вскипели вокруг бедер, трепля полы камзолов. Леголас забился в хватке друга, злобно рыча, а Сарн глубоко вдохнул и начал, стараясь четко выговаривать слова наперекор дыханию, срывающемуся от усилий удержать беснующегося Раба Слез:
– Стоя у последнего порога, избираю свой путь… В память Первых Преданных, во скорбь о Непрощенных, во славу Бескорыстных целителей… я пришел к подножию Престола твоего, Владыка Мелькор… И сердце мое – открытая книга, и руки мои чисты, и тени сомнения я не ведаю… И тебя я, Владыка, бестрепетно призываю в свидетели… И лица своего я не прячу. Леголас, пасынок Мелькоров! В проклятии твоем я не отрекусь от тебя… И коли
Леголас сорвался на мучительный вой и еще яростнее заметался в руках Сарна, выгибаясь, словно от страшной боли, но тот лишь крепче стиснул хватку, не прерывая заговора:
– … и коли моим путем не пойдешь – твоим путем последую. И боль твоя – моя боль, и позор твой – мой позор… и кровь твоя моею кровью отольется, и раны твои на моей плоти разверзнутся… Впусти меня в душу свою – и войду званым гостем… Протяни мне руку – и свою тебе подам… Но замкни предо мною врата – и войду захватчиком… Ибо не поколебать меня смерти, и безумию не остановить меня. Да рассудит нас совесть, и сила сойдется с силой, и душа заговорит с душой, но лишь одной дано будет приказывать, удел же второй – подчиниться… Откликнись, Проклятый… Я взываю к тебе!
По телу Леголаса одна за другой пробежала череда судорог, и вдруг принц с остервенелым рыком вырвался из рук Сарна. Оскользнулся на донных камнях, едва не упав, взметнул руки в отчаянном, неистовом усилии. С громким хлопком лопнули ремни, и орк бросился на эльфа. Они схлестнулись под струями водопада, и вода закипела, разлетаясь искрящимися пенными брызгами. Первая часть ритуала вступила в силу, целитель разбудил умиравшего в Леголасе эльфа, и орк изнемогал, сжигаемый мукой, что причиняла ему ненавистная, все еще упорно цеплявшаяся за жизнь сущность. Орк рвался к обидчику, стремясь покарать его за свои страдания, но Сарн знал – нужно лишь переждать эту вспышку ярости. Орк пока еще хочет избежать боя, пытается уничтожить угрозу. Но скоро поднимет голову проснувшийся эльф, и тогда орочьей сущности придется принять вызов…
– Откликнись, Леголас, ибо я один против тебя!..
Сведенные судорогой пальцы метнулись к горлу эльфа, но Сарн перехватил запястья принца, увернулся, заламывая Леголасу руку за спину, охватил шею сгибом локтя и продолжал:
– Откликнись, ибо небеса отвратили лицо свое. Откликнись, ибо лишь один нам судья и свидетель!..
Орк бушевал, как раненный зверь, а потом сокрушительным рывком вперед опрокинул эльфа в воду, высвобождаясь из захвата. Несколько секунд они боролись у самой скалы в круговерти летящих брызг и холодных струй. Источник и здесь был неглубок, доходя рослым мужчинам едва выше пояса, но для стоящего на коленях и этого хватало, чтоб несвоевременный вдох стал роковым. Сарн пытался подняться на ноги, Леголас всей тяжестью наседал на десятника, стремясь утопить. Собравшись с силами, Сарн одним мощным толчком отшвырнул от себя орка и встал, с трудом переводя дыхание. Леголас, неестественно бледный в свете луны и отблесках огней, с прилипшими к лицу волосами и фанатическим блеском в глазах уже снова шел на него. Ну же… Еще немного, и первый этап ритуала будет позади… Сарн встряхнул головой. Собраться…
– Откликнись, или пади на колени и признай поражение…
А Леголас опять рванулся в атаку, когтистая рука метнулась в лицо Сарну, распорола щеку, рассекла губы узкой ссадиной. Десятник отшатнулся от жадных когтей и наотмашь ударил Леголаса в челюсть. Тот с плеском рухнул в воду, но тут же встал, загребая сапогами по дну и шатаясь под ледяными струями. Сарн сплюнул кровь.
– Откликнись, Проклятый! И прими бой!
И снова орк обрушился на десятника с неукротимой злобой. Противники сцепились врукопашную, стиснули друг друга в сокрушительном объятии, мускулы напряглись до предела, струнами натянулись сухожилия, а Сарн думал лишь об одном: устоять на ногах. У Леголаса есть преимущество – он незатейливо хочет убить врага. Сарну же необходимо сохранить другу жизнь, а потому руки его скованы, и ему остается лишь противостоять неистовой, звериной силе орка. Еще немного… Эльф в душе Леголаса отряхнет морок своего проклятого сна и восстанет против чужеродной сущности. Держаться… Камни со скрежетом катятся под сапогами, только успевай переступать по дну. Тяжелые потоки рушатся на плечи и голову, и не всегда можно вдохнуть, не рискуя захлебнуться. Кривые когти скребут по кирасе, обдирая мокрые рукава камзола, а почти у самого лица сверкают янтари глаз, полные выстоянной ненависти, той самой, что берет начало во тьме эпох, так глубоко, что уже не вспомнить, из какого зерна родилась эта непримиримая ярость. Еще секунда… Еще одна… И Сарну кажется, что блеск ледяных янтарей заполняет поле зрения, затапливая эльфа, затягивая в свою стылую бездну. И в какую-то короткую неуловимую секунду все исчезло – Плачущая Хельга, искрящийся снег, пламя костров и одинокий лучник, недвижным черным силуэтом вычерченный на берегу в ореоле огня. Вокруг Сарна заклубился вязкий сырой туман, верх и низ перемешались, проволакивая лихолесца сквозь пустоту, перекликающуюся искаженными отзвуками чьих-то голосов, и вдруг под ногами оказалась твердая земля. Ошеломленный Сарн огляделся: все тот же серый, безликий, бесцветный туман подступал с боков, громоздился облаками над самой головой, и в это зыбкое марево уходила тропа. Самая обыкновенная тропа, усеянная мелкими камешками, по которой в неясную закипь серого морока удалялся от Сарна знакомый силуэт.