Коронованный наемник

Serpent

А Леголасу был нужен лишь этот единственный миг слабости. Он молниеносно перевернул друга на спину, прижал его к земле и вдавил в грудь колено, сжимая пальцами шею.

– Я не отпущу тебя, – шипел орк, – ты подохнешь тут, но не уйдешь…

Сарн чувствовал, как когти входят в плоть, воротник намокает первыми каплями крови. Лицо принца раскраснелось, глаза блестели хмельным упоением победителя… но Сарн видел, как в этом сладострастном блеске, словно кусок сахара в горячем вине, растворяется отчаянный немой ужас, безнадежный зов о помощи, который эльф столько раз видел

в тускнеющих зрачках умирающих воинов. Все было кончено. Бой Леголаса был проигран, и орк триумфально вдавливал безжалостный сапог в горло поверженного эльфа.

И десятник понял – больше медлить нельзя. Еще несколько мгновений, и его жертва станет напрасной. Он перестал бороться и обмяк, оседая на холодное каменное крошево. Леголас почувствовал, что противник капитулирует, и перестал сжимать пальцы, вглядываясь в лицо эльфа и ища признаки агонии. Вот слегка ослабла хватка… Принц словно заколебался на миг, перебирая когтистыми пальцами шейные позвонки Сарна. Десятник же резко рванул руки Леголаса, размыкая тиски:

– А я и не собираюсь уходить! – рявкнул он и с размаху впечатал лоб Леголасу в переносицу. Тот откинулся назад, ошеломленный, а Сарн поднялся на колени и громко заговорил, чеканя слова:

– Если нет дороги тебе, то и мне пути не надобно. Покупаю судьбу за судьбу, жизнь за жизнь, душу за душу. Плачу золотом за глину, красной кровью за черную, горным ручьем за стоячий омут. Замкну ворота за тобой без сожаления, приму проклятие твое, не ропща. Отпускаю тебя, Леголас, пасынок Мелькоров! Иди с миром!..

… Это уже было однажды… Леголас помнил эти страшные доспехи, что одевают плоть изнутри, распирая ее безжалостной сталью. И вот опять они раскалились докрасна, добела, до шипения, до сияния, впились в каждый дюйм тела, готовые разорвать его в клочья. Опять вихрь неистовой муки завертел его в молотилке, дробящей на куски его сущность, его тело и разум. И вдруг Леголас ощутил, как взрывается на мириады частиц, затопляемый ужасом, что ему уже никогда не собрать себя воедино. Но частицы стремятся друг к другу, будто мотыльки к освещенному окну, сливаясь, срастаясь, безошибочно находя свои прежние места.

Зрение вернулось в одночасье, словно холодная ладонь ударила по щеке, будя от тревожного сна. Но Леголас ничего не чувствовал. Ни все еще терзавшей его боли, ни холода острых граней колотых плит под лопатками. Он видел лишь Сарна… Одухотворенно-красивое лицо, стремительно искажающееся, как отражение в тихом озере от брошенного камня. Кровь, сочащуюся из ссадин и царапин на лице и шее, черными каплями промывающую дорожки в красных потеках. И тут же все произошедшее в последние часы разверзлось перед Леголасом в ужасающей правдивости, беспощадной ясности и бесспорности. Он исцелен… Его друг купил его жизнь за свою собственную…

– Нет, – пробормотал Леголас, скребя ладонями по плитам и пытаясь подняться, – нет, нет, брат… Да что же ты наделал!..

А Сарн медленно провел по лицу ладонью, уже тоже принимавшей первые признаки орочьей руки. Улыбнулся, блеснув слегка заострившимися зубами.

– Получилось, – пробормотал он, содрогаясь. Судорожно повел плечами,

хрипло втягивая воздух. Сдвинул брови, словно пытаясь найти что-то важное в накрывающей его волне муки.

– Леголас, беги. Еще немного, и я стану очень опасен. Беги немедленно. Дверь прямо за тобой. Где-то там выход, только найди его. Уходи, умоляю, оставь меня… Ты погибнешь…

Леголас поднялся на колени, не отрывая от Сарна взгляда. «Уходи, оставь меня, болван. Ты погибнешь…» И это тоже он уже слышал, там, в горящей чаще родного леса, всего-то прошлым летом. Лицо Сарна было покрыто копотью, и опаленные волосы цеплялись за черные хребты торчащих из земли корней, и раздробленная ключица проминалась под ладонью принца тремя неровными осколками. Пылающий вяз клонился к земле, треща и сыпля искрами, а Леголас, изнемогая от зноя и усталости, волок друга по горячей, обглоданной огнем земле.

– Нет, брат, – отрезал он, – мы уйдем вместе. Я, идиот, не сумел сам побороть то, что ты взял на себя. Но сейчас мы сможем.

– Поздно, поздно! – рявкнул десятник, сгибаясь пополам и опираясь рукой оземь, – все встало на свои места! Беги!

– Моргота с два! – огрызнулся Леголас, – идем! Идем же! Сейчас!

Он вскочил, превозмогая дрожь в ногах, поднял Сарна с колен и поволок за собой во мрак замка.

– Все происходит не сразу, – бормотал Леголас, – мы должны найти выход прежде! Я не отпущу тебя… Держись, брат… Я знаю, это можно преодолевать. У меня порой получалось… Держись…

Дыхание Сарна хрипло вырывалось из груди, левая рука судорожно цеплялась за плечо Леголаса, правая мучительно мяла ремни камзола, и принц знал, что друга истязает боль обращения. Скоро он не сможет идти… И эльф почти волок обращающегося орка вперед по темным коридорам. Он не знал, куда идти… Где может оказаться выход…

– Леголас… Ищи место, которое тебе страшнее всего увидеть погибшим, – прошелестел Сарн и закашлялся, брызгая пополам красной и черной кровью.

Принц замер на миг, а потом нахмурился:

– Эру нам в помощь. Идем.

Под ногами шелестели листья и брякали осколки. Тлен, пыль, разложение превращали некогда дивный, полный жизни замок в полуразрушенный склеп. Но Леголас не озирался. Он шел вперед, поддерживая на плече руку Сарна. Ноги десятника подламывались, его все чаще терзал кашель, хриплое дыхание перемежалось глухими стонами боли. Скорее…

И вот наконец покрытые трещинами стены широкого холла. Паутина свисает с балок, где некогда висели стяги. А впереди на ржавых петлях кособочатся изъеденные гниением двери тронного зала.

– Держись, брат, – как заклинание шепчет Леголас, а сердце сжимается почти первобытным ужасом того, что он готов увидеть. С надсадным скрипом отходит в сторону створка, и Леголас втаскивает друга в зал. Упавшая колонна лежит поперек пола, инкрустированного остатками мозаики. Истлевший бархат лохмами свисает с постамента трона, на резной спинке сидит неясыть, поблескивая желтыми глазами. А у самого трона спиной к Леголасу стоит высокая статная фигура. Горделиво развернуты широкие плечи, с которых ниспадает грязное рубище.