Коронованный наемник

Serpent

– Порочный круг, да и только. И воевать не дают – и уйти нельзя. А ну как не добьемся мы от селян толку? Что делать тогда?

Леголас оперся локтями о стол, невольно вспомнив, как этот жест раздражает отца, и тут же ему показалось, что родное Лихолесье с его привычной жизнью и понятными опасностями осталось где-то в ином, недосягаемом измерении.

– Тогда, брат, пойдут в ход крайние меры, – проговорил он с холодной решимостью, – устроим несколько облав, захватим столько недужных, сколько найдем, и будем допрашивать, угрожать, применим осанве, если

будет нужда. В конце концов, у нас наберется достаточно сведений для сравнения. Хоть что-то найдется. Что-то общее, что объединит всех, и это и будет причиной болезни. Конечно, жители этой дыры будут недовольны нашим обращением с их родней, но Мелькор с ними. А пока что я все же попытаюсь добиться от людей помощи добровольно.

Сарн безнадежно хлопнул ладонями по столу:

– Леголас, это напрасная трата времени! Я каждый день вижу этих крестьян, и уверяю тебя, хоббиты, о которых ты рассказывал мне после войны, по сравнению с ними – настоящая булатная сталь. Местные герои суеверней любой эсгаротской старухи, стреляют хуже гномов, и при этом ненавидят нас за то, что мы принимаем бой тогда, когда они струсят.

Леголас устало потер лоб:

– Ты несправедлив, брат. Быть может, эти люди не умеют воевать, но любить близких они умеют и в своей преданности не знают страха. Видел бы ты, как эта девушка заслоняла от меня своего жениха…

Сарн презрительно фыркнул:

– Всего лучше о доблести этих людей говорит то, что в качестве примера отваги ты привел несчастную, влюбленную девочку.

– Сарн, – в голосе принца звякнул металл, – не нам судить их… Что чувствовал бы ты, стоя с натянутым луком перед потерявшим разум чудовищем, которое вчера было твоим отцом или братом?

Десятник нахмурился. Залпом допил вино, громко стукнув кружкой о столешницу:

– Не знаю, Леголас. Но очень надеюсь, что сумел бы собрать нервы в кулак и спустить тетиву. Увы, помочь было бы уже нечем, а рисковать другими ради одной лишь памяти…

Леголас покачал головой:

– Кто знает… Я тоже все эти дни исходил желчью от презрения к ирин-таурцам. А потом почувствовал… словно я перестаю быть эльфом. Мы не должны опускаться до ненависти к людям, как они пытаются ненавидеть нас, Сарн. Если уж мы считаем себя вправе решать их судьбы – то мы хотя бы должны быть лучше их.

Сарн сжал челюсти, и на лицо его набежала тень:

– Я не отказываюсь выполнять свой долг, Леголас. Но ты не сможешь меня заставить уважать этих людей. И тебе самому пора определиться, кто они, эти оборотни – опасные твари, требующие уничтожения, или бывшие люди, из милосердия к которым можно позволить им убивать других, здоровых, заслуживающих жизни. Тебе стоило подумать об этом еще тогда, когда девушка…

– Замолчи!!! – взревел вдруг Леголас, – и ты?!! Ты тоже меня упрекаешь? Ты, мой лучший друг!!! Так чего же стоит тогда твоя грошовая дружба???

Леголас метнулся к Сарну, рванул за отворот камзола и наотмашь ударил кулаком в лицо. Не ожидавший нападения Сарн устоял, однако, на ногах, машинально перехватил руку командира,

отклоняя второй удар, и тут же локоть Леголаса с силой впечатался десятнику в челюсть, Сарн отшатнулся к узкой бойнице, теряя равновесие, и упал, что-то больно врезалось в затылок, и в глазах разом потемнело…

…Леголас стоял над неподвижно распростертым на полу другом, слыша, как в висках оглушительно колотят молоты. Он встряхнул головой, разгоняя красную пелену ярости, застилавшую глаза, потрясенно огляделся, пытаясь понять, что произошло в эти короткие секунды? И уже в следующий миг бросился на колени возле Сарна.

– Брат, ну что же ты… – шептал он бессвязно, прикладывая пальцы к шее друга, а другой рукой отирая кровь с разбитых губ, – брат, прости…

Как это случилось… Сейчас Леголас уже не помнил, что же взорвало в нем этот необузданный, беспощадный гнев.

Холодная вода и заговорные слова, что Леголас с трудом вспомнил, охваченный ужасом, все же сделали положенное им дело. Веки Сарна затрепетали, и, негромко застонав, он открыл глаза. Через секунду зрачки его сфокусировались на лице Леголаса, и лихолесец ощутил, что готов провалиться сквозь дощатый пол в это же мгновение. Но Сарн продолжал смотреть на него с молчаливой сосредоточенностью. Он помнил, что произошло…

– Леголас, – хрипло проговорил, наконец, десятник, – прости меня, дружище. Я не должен был…

– Молчи! – машинально огрызнулся принц, чувствуя, как лицо пылает, словно обожженное, – прощения он просит… Сарн, я не знаю, что и сказать. Чего я так вспылил – один Моргот знает. Больно?

Сарн привстал, опираясь на локоть, провел пальцами по затылку:

– Переживу, велика печаль.

Леголас подхватил друга под локти, помогая встать:

– Послушай, – он сокрушенно покачал головой, – нечем и оправдаться. Ну, разве, хочешь, тоже мне скулу свороти. Заслужил я, честь по чести.

Но десятник лукаво улыбнулся:

– Сейчас оно ни к чему. Позволь, сохраню должок до случая.

Посерьезнев, Сарн добавил:

– Серчать мне не за что, сам за языком следить не горазд. Только пора нам здесь, наконец, разыскать тропу. Губит тебя это гиблое место, брат. А ты никогда не умел понять, что не все судьбы на твоей совести, не всех ты можешь защитить. Ты и в отряде каждую смерть на себя вешаешь, мне ли не знать.

Запнувшись на секунду, эльф взглянул Леголасу прямо в глаза:

– Я все сделаю, как ты скажешь. И вздора моего не слушай. Всех тут расспрошу, все узнаю, что сумею. Не сомневайся, брат. Если уж хоббиты на самого Саурона управу нашли – неужто эльфы в дрязгах мелкого княжества не разберутся?

Леголас поднял опрокинутую во время драки скамью и сел, задумчиво глядя на друга:

– Мы должны. Будет нужда – я отправлю гонцов в Лихолесье, подмоги попрошу. Да и послать-то некого, в каждой паре рук нужда есть. Ладно, рано унывать. Завтра я вернусь в Тон-Гарт, сдается мне, темнит Иниваэль. Больше он знает, чем говорит, не иначе – или боится чего, или свой у него интерес…