Крещение огнем
Шрифт:
Рэвдел не знал другого: на его стороне была не только неожиданность. Выполняя приказ Гуахардо, большинство солдат сосредоточились за стенами крепости, а саперы ушли из башни № 5. В итоге остались всего шесть мексиканских солдат, которые находились на позициях, откуда можно вести обстрел двора. Поэтому в этот момент двор из мясорубки превратился в самое безопасное для наемников место.
Внезапное появление красно-белого вертолета, опустившегося на середину заполненного дымом двора, подействовало именно так, как предполагал Чайлдресс. Не зная точно, чей это вертолет, федералисты прекратили огонь. Скрывавшийся же в казармах Делапос мгновенно смекнул, что задумал американец.
Как только наемники выскочили из казармы, несколько оставшихся в доме солдат открыли огонь по людям, но не по вертолету. Пока Чайлдресс из открытого иллюминатора обстреливал дом, Делапос распахнул заднюю дверь вертолета, вскочил в кабину, и крикнул пилоту, чтобы тот взлетал.
Возникла неожиданная заминка: в последний момент в кабину вскочил еще один наемник, а второй, промахнувшись, уцепился за шасси вертолета. Другие застыли на полпути между казармами и взлетающим вертолетом, глядя, как он набирает высоту. Поняв, что их бросили, оставшиеся наемники повернули назад, спеша в укрытие.
Оправившие от изумления солдаты принялись стрелять им вслед. Никто, однако, не стал стрелять ни по вертолету, ни по висящему на его шасси человеку. Машина скрылась так же быстро, как и появилась.
Потеряв последнюю надежду, наемники, оставшиеся в казармах, в башнях № 3 и № 4 и в конюшне, решили, что с них хватит. Солдаты, казалось, тоже утолили жажду убивать. И на этот раз, когда наемники вышли с поднятыми руками, никто не стал стрелять.
Чинампасу пришел конец, чего нельзя было сказать об истинной цели операции полковника Гуахардо — сеньоре Аламане.
Глава 7
Мужчина должен быть создан для войны, а женщина — для ублажения воина. Все прочее — вздор.
Ф. Ницше
Из окна кабинета подполковника Скотта Диксона открывался вид на плац, расположенный перед зданием штаба дивизии. Он любил этот вид, особенно летом, когда многочисленные подразделения отрабатывали там исполнение команд. В течение июня и июля не проходило недели без какого-либо торжественного мероприятия или подготовки к нему. Большинству здешних парадов недоставало четкости и торжественности шествий курсантов военного института; тем не менее, они оставались лучшим бесплатным зрелищем в городе.
Что больше всего восхищало Диксона в парадах 16-й дивизии, так это кавалерия и демонстрация полевой артиллерии. Конный взвод был сформирован по настоянию одного из бывших командиров, не желавшего отставать от другой базировавшейся в Форт-Худе бронетанковой дивизии, имевшей такое подразделение. Его предшественник, артиллерист, вдобавок к конному, создал артиллерийский взвод из двух орудий по образцу парадного артиллерийского полувзвода, которым гордился Форт- Силт. Единственным различием было то, что артиллеристы Форт- Силта использовали орудия и форму эпохи Первой Мировой войны, а в 16-й дивизии имелись две гладкоствольные пушки "Наполеон" и зарядные ящики им под стать, а команды носили форму, относящуюся к эпохе Гражданской войны.
Две церемониальные части придавали парадам 16-й дивизии особый блеск, с которым могли соперничать немногие подразделения. Во время парада конный взвод, облаченный в темно-синие рубахи, широкополые "стетсоны" и небесно-голубые брюки с широкими желтыми лампасами, выстраивался слева от батальона или бригады. Артиллеристы в такой же форме, только с красными лампасами, занимали место слева от конного взвода. Создание парадных частей вызвало среди строгих приверженцев традиций оживленные
Как только Скотт вступил в эту должность, к нему явились два шустрых пробивных майора по делу о "большой лошадиной распре". Явно желая свалить решение этой каверзной проблемы на нового человека, они загнали Диксона в угол и попытались убедить его в том, что артиллерия должна находиться справа. Подполковник, озадаченный их серьезностью в столь простом, на его взгляд, деле, с ходу принял решение. Не дав им исчерпать все доводы, он поднял правую руку, попросив тишины, и объявил: поскольку он — офицер-танкист, и 16-я дивизия была и остается бронетанковой, справа будут находиться лошади, и точка. Так, в первый же день, он единолично прекратил "большую лошадиную распрю" и получил репутацию офицера, который не терпит и не допускает пустой болтовни ни в каком виде.
Теперь, год спустя, Скотт ощущал удовлетворение каждый раз, когда видел, как мимо него церемониальным маршем проходят конный взвод и артиллерийские расчеты. И хотя он принял решение без всяких серьезных раздумий, оно оказалось верным, и это сразу бросалось в глаза. Кавалеристы, под началом своего взводного и знаменосца, двигались во главе, как и пристало коннице. За ними следовали пушки, тяжелая артиллерия, предназначенная для того, чтобы убивать. Замыкал шествие фургон с боеприпасами, запряженный четверкой мулов, и собака, которая, считается, цриносит счастье.
Миновав трибуну, батальон или бригада, участвовавшие в параде, и дивизионный оркестр смещались в сторону, конный взвод разворачивался и возвращался, чтобы выстроиться в стрелковую цепь, с пистолетами наготове. Пушки артиллерийских расчетов поспешно подвозились сзади, орудия снимали с передка и готовили к бою. Каждая пушка, по команде командира расчета, давала два залпа. После того как стихал грохот второго залпа, командир конного взвода поднимал саблю, давая сигнал горнисту трубить атаку. Пришпорив коня, взводный кричал: "В атаку!", — так чтобы слышали все, и во весь опор вел свой вытянувшийся в одну линию взвод через плац под звуки дивизионного оркестра. Артиллеристы, подняв орудия на передок, галопом следовали за конным взводом. Проезжая мимо аплодирующей толпы, они приветственно махали шляпами. И в заключение в арьергарде проезжал фургон со скоростью, которую только можно было выжать из четверки мулов.
Сколько раз Скотт ни наблюдал это зрелище, оно неизменно наполняло его сердце радостью. Как и большинство офицеров, он был консерватором, и усматривал в соблюдении традиций, порядков и правил, определяющих военную службу, залог надежности и успеха. Конный взвод и артиллерийские расчеты олицетворяли для него связь с прошлым, — с той более простой эпохой, когда каждый понимал, что значит быть солдатом. "Какой замечательной была бы армейская жизнь, — размышлял Диксон, — будь у нас одна забота: отлично держаться в седле, точно стрелять и уметь вести за собой людей".