Крестопор
Шрифт:
Смех Мейса был глубоким и насыщенным. Он весело ударил кулаком по приборной панели.
– Черное и белое, - сказал он.
– Для вас, людей, все черно-белое, добро и зло. Вы - белые, а я - черный, весь черный, злой до мозга костей, верно? Но, преподобный, вы живете в сером мире, разве вы этого не знаете? Здесь нет ни черного, ни белого, только серое. Вы говорите, что я злой, но эти дети от меня без ума, преподобный; я делаю их счастливыми. Так разве это зло? Делать их счастливыми? А? Я так не думаю. Теперь вы. Вроде бы хороший, весь такой белый, но тайком встречался с чьей-то
Сделав глубокий, неровный вдох, Бейнбридж произнес:
– Сатана использует правду, чтобы говорить ложь, и, как нам говорят, он может одурачить самых умных, и я не стану слушать...
– Я... не... Сатана.
– Его тон стал очень серьезным, почти угрожающим.
– Я не из ада и не из рая. Я из... ниоткуда. И вы привели меня сюда. Вы. Ваши собратья по духовенству. Все многие, многие мамы и папы в этой долине.
– Некоторое время он ехал молча, а потом добавил, - В этой вселенной нет места пробелам, преподобный. Я пришел, чтобы заполнить пробелы, которые вы создали.
Бейнбридж сжал кулаки на коленях и продолжил молиться...
Рука сильно оттянула голову Джеффа назад, и тут же послышался голос:
– Оставьте нас в покое! Оставьте нас в покое!
Джефф увидел, как бита поднялась высоко над его лицом, как она остановилась, прежде чем снова опуститься, и резко вскинул руку, отбивая удар. Он почувствовал, как Лили схватила его за пальто, и они бросились прочь от проема, избежав биты на несколько дюймов, и побежали дальше по дорожке, шатаясь и раскачиваясь, шлепая руками по стене, скребя ногами по грязному цементу.
– Уходите!
– крикнул голос, когда бита ударилась о стену раз, два, еще раз. Шаги проследовали за ними несколько футов, затем остановились.
Они не оглядывались, продолжая двигаться, миновали еще один перекресток и еще один, их вздохи эхом отдавались в темноте. Канализация поворачивала то влево, то вправо, и их ноги стучали по очередному металлическому настилу.
– Подожди, подожди!
– задыхаясь, Лили потянула Джеффа за пальто.
Когда он повернулся и посветил на нее, то увидел слезы на ее лице. Она прижалась к его руке.
– Что... что это было?
– спросила она.
– Не знаю. Наверное, бомж. Я слышал, здесь их много живет.
– Но что это за комната в...
– Шшш!
В тишине раздавался звук капель и журчания сточных вод. А где-то далеко в темноте играла музыка.
– Что?
– спросила Лили.
– Слышишь?
Она прислушалась.
– Откуда она доносится?
Джефф стоял лицом к противоположной стене и напряженно вслушивался. К музыке примешивались далекие, неразборчивые голоса, смех, они доносились справа от него, в том направлении, в котором они шли.
– Пойдем, - сказал он, взял ее за руку и повел по дорожке, светя перед собой фонариком. Впереди он увидел пару крыс, которые быстро скрылись
По мере того, как они продвигались дальше, музыка становилась все громче, голоса и смех - все отчетливее, хотя и оставались слабыми, призрачными.
– Похоже на вечеринку, - прошептал Джефф.
Чем ближе они подходили, тем отчетливее и громче становились голоса; музыку сменил громкий, быстро говорящий голос, в котором Джефф узнал диск-жокея. Кто-то слушал радио.
– ..сюда, перед тобой...
– ...ха-хаааа...
– ...мне еще одну такую...
Снова зазвучала музыка: Роберт Палмер.
Чем громче становились звуки, тем сложнее было определить, откуда именно доносятся голоса и музыка.
Пока они не нашли проем.
Судя по всему, дыру в стене пробили совсем недавно, потому что на дорожке под ней до сих пор валялись обломки и несколько кирпичей.
– Здесь, - вздохнул Джефф, посветив фонарем в отверстие с неровными краями.
– Что это?
Свет падал на темные, влажные стены, штабеля ящиков, извилистые трубы, соединенные трепещущей паутиной, и крутую металлическую лестницу. С вершины лестницы исходило мягкое, мерцающее сияние.
Джефф наклонился к уху Лили и прошептал:
– Веди себя очень тихо.
Он осторожно пролез в отверстие, затем направил свет под углом, чтобы Лили могла видеть проход. Идя на шаг впереди Джеффа, та медленно и бесшумно добрались до лестницы, где ее спутник выключил фонарик; света сверху было достаточно, чтобы видеть вокруг. Пока они осторожно поднимались, стараясь не шуметь на металлических ступенях, голоса выкристаллизовались, став четкими и ясными.
Мужской голос:
– Ты это слышала?
Женский голос:
– Да, это доносилось сверху.
Другой мужской голос:
– Дверь? Мейс здесь?
Они пригнулись, когда добрались до верха, и на следующем этаже что-то громко застучало: шаги по металлической лестнице.
– Я вернулся!
– Голос был громким, глубоким, рокочущим; это был Мейс.
В ответ раздался хор приветствий, и Джефф удивился количеству людей, которых он услышал. Он поднялся по оставшимся ступенькам на руках и коленях, заглядывая за верхнюю часть лестницы. Когда-то здесь находилась дверь, но теперь от нее остались только петли. Помещение было большим и, похоже, раньше состояло из двух комнат: оставшаяся часть стены на три четверти пересекала середину зала, а затем заканчивалась неровным, изломанным краем, где она была оторвана. На полу валялись кирпичи и куски отбитой штукатурки. В оторванной стене виднелись три отверстия; с другой стороны сквозь них пробивался мягкий свет, рассекая пыльную, дымную тьму.
За стеной Джефф смог различить в туманном свете какое-то движение. Он увидел несколько керосиновых фонарей на деревянных ящиках. Бормочущие голоса время от времени сменялись взрывами смеха или страстными криками.
Преподобный Бейнбридж спускался по винтовой лестнице; Мейс стоял на шаг позади него, держа в руках фонарь.
– А у меня гость, - сказал Мейс.
Как только они сошли с лестницы, Мейс встал рядом с преподобным и поднял фонарь, осветив лицо маленького человечка.
– Это преподобный Джеймс Бейнбридж, - объявил Мейс.
– Некоторые из вас, возможно, уже знакомы с ним. Входите, преподобный.