Кристальный матриархат
Шрифт:
«Когда после удочки сам с собой разговариваю, точно выгляжу ненормальным», — думаю я и становлюсь на площадку для экспресс-перемещений по мирам первого круга.
* * *
— Слушай меня, неуч. Это не колдовство и не магия. Это правильное и доброе дело на благо миров, — втолковываю я колдуну Ясеню.
— Знаю я. Крещёный уже. Видал, Крест, что у меня на груди твой подарочек выжег? — оправдывается он и расстёгивает рубаху.
Я вижу у него ожог во всю грудь в форме восьмиконечного православного креста, хотя на нитке у него висит обыкновенный деревянный крестик.
—
Беру бланк «требования» и заполняю его, записывая в колонки названия изделий.
— Бочка деревянная заливная на пятьдесят литров – сто штук. Есть, — озвучиваю свои записи.
— С датой… С датой я так и не понял. Ещё бы разок, а? — просит о чём-то Ясень.
Я заканчиваю переписывать заказ из тетрадного листка в требование и поворачиваюсь к колдуну с вопросом.
— Какое сегодня число?
— Двадцать девятое с утра было, — пожимает он плечами.
— Минус неделю на почту. Двадцать второе. Минус неделю на подготовку заказа. Пятнадцатое. Записываем: «Пятнадцатое сентября», — вношу дату в требование, отняв от сегодняшней пару недель. — Ты на складе был и всё это видел?
— Видел. Как ты учил, так всё и сделал, — отвечает Ясень.
— Теперь берём серрублики и кладём их на требование. И р-раз!..
Серрублики мгновенно исчезают. Но не только это происходит, ещё накладная покрывается подписями и печатями, и кое-где на углах сминается.
— Теперь идём встречать твой заказ, — говорю колдуну и не удивляюсь его испугу, потом выхожу из хаты во двор.
— Магия. Как есть, магия, — причитает Ясень и неумело крестится.
Я вглядываюсь в осеннее небо над Старой станицей и вижу, как новёхонький дирижабль летит к нам с заказом для Закубанья Ливадии.
* * *
— Начинаем десятое путешествие Синдбада, — командую я повзрослевшим близнецам из миров первого круга.
— Глобус сюда, — требует Александр-одиннадцатый.
Третий приносит большой школьный глобус, утыканный булавками с треугольными цветными флажками.
— Выбираем место, запоминаем его и прикалываем булавку.
Все сослуживцы вскакивают, обступают колючую модель земного шара и начинают втыкать новые булавки в острова и материки по всему миру.
— Чур, я в Испанию, — выкрикивает Александр-первый, спровоцировав остальных на подобные возгласы.
Я вонзаю булавку в берег Южной Америки и продолжаю речь командира:
— Прилетаем. Выбираем место. Приземляемся, а только потом просим о перемещениях по кругу. Ясно? И каждый сегодня на НЛО да на гипер-скорости. Уразумели? Не ракетой, не самолётом, не на лошадке, как третий Сашка в прошлый раз. Не на дирижабле. Не голым, не босым. Потом мир попросите, чтобы фигурки на полях нарисовал. Авось, с рук сойдёт, — инструктирую я подчинённых. — Дальше стоим на месте, перепрыгиваем из мира в мир и ищем разницу. Сначала работа, а радости путешествия, купание, танцульки… Всё на потом. Слышали? Удовольствия на свой мир оставляем. Затем до дома уже, как захотите, но в пределах дозволенного. Договор? Договор. Иттить иху! — прикрикиваю напоследок.
— Иттить иху! — ревёт в ответ хор из одиннадцати
* * *
— Берёшь веточку, и в шкаф, — объясняет мне Стихия. — А Димка в Ливадии делает то же самое. Залезаешь в левую торцовую дверь, встаёшь лицом к следующей и сверлишь её веточками. Два круга, крест, номер двадцать три. Дымок пошёл, и всё. Если одновременно просверлите, тогда всё получится. Только запомни: он с правой стороны сверлит, а ты с левой. Будет наподобие вашего подвала.
— Всё так ему объясню. Он давно просил, чтобы мамки Насти друг к дружке в гости ходили, — бодро выговариваю я и разглядываю давно знакомые веточки Босвеллии.
— Выскочишь из шкафа, от дыма проветришь, и добро пожаловать в двадцать третий мир. К Ливадии, значит. Не забудь перед началом центральные секции закрепить, а то всё дело испортишь. Новые «Трио» покупать придётся. Ха-ха-ха! — смеётся Стихия, закончив мой инструктаж.
— Дырок никаких не будет, как я понял. Просто, дверь между крайней секцией и центральной начнёт работать, как дверь в другой мир? — уточняю у зеленоглазой подружки.
— Дверь как портал будет. Только не сразу в мир, а в шлюз или, как в первом круге подвал. А уже следующая в мир. Сколько раз можно втолковывать? — поддельно сердится тётка-красотка и щёлкает меня пальчиком по носу. — Не зря же я всё в Екатеринограде сожгла, когда революционеркой прикидывалась.
* * *
— Ни о чём не думай! — командует мне уже знакомый голос.
— Не думаю, — бурчу я в ответ.
— А кто про себя считает? Так не получится. Не думай. Ни о чём не думай. Ты в пустоте. Вокруг ничего нет. Света нет. Тьмы нет. Ничего нет. Даже мыслей твоих нет. Ни о чём не думай, — всё командует и командует неугомонный голос.
— Легко тебе говорить. А мне всякое в голову лезет. Видения, сны, — оправдываюсь я перед неведомым собеседником.
— Учись, — требует напоследок голос и пропадает.
* * *
— Здесь теперь попробовать? — спрашиваю сам себя и чувствую, что на много лет постарел.
Спина болит, локти и колени ломит, очки на носу, сморщенные и дрожащие руки. Всё тело говорит, что мне лет триста, не меньше.
Бросаю пшеничное зёрнышко на землю, а оно мигом прорастает и на глазах формируется во взрослое растение.
— Снова в будущее, — сокрушаюсь я и смахиваю, то ли видение спелого колоса, то ли само растение, и иду дальше.
— Вот тут точно окно в прошлое, — продолжаю разговаривать сам с собой и подхожу к следующей поляне с прозрачной лужицей.
Здесь земля отличается и цветом травы, и её видом. Даже ил на дне лужи не такой, как в других, точно таких же лужицах на полянках, видимых вокруг, куда хватает глаз.
Снова бросаю зёрнышко, а оно, неожиданно, подпрыгивает на метр вверх и начинает обрастать братьями-зёрнышками, такими же, как само, формируясь в спелый колос. Потом колос молодеет, зеленеет, потом уменьшается, потом становится тонкой травинкой, которая, в конце концов, тоже уменьшается и пропадает, а на земле остается только моё зернышко. Зёрнышко снова подпрыгивает на метр, я ловлю его и кладу обратно в карман.