Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
Часто возвращаясь к памяти своего старшего коллеги, я пытаюсь выделить некоторые принципы, которыми он руководствовался в своей работе, не провозглашая их во всеуслышание.
Первым его правилом, конечно, был завет всех лекарей, кому доверено физическое, душевное или политическое здоровье других, — не навреди.
Другое его правило состояло в том, что если участие в грязном деле неизбежно, постарайся уменьшить ущерб от него. Пусть не сейчас, а когда-нибудь потом. И уж, конечно, не личный, а тот, что можно было бы назвать высокопарно — общественный.
Еще, я думаю, он был уверен, что можно найти пользу в самом
Ну, а что касается работы над текстом, то тут уж подход его был ясен: пределов совершенству нет, но это не должно останавливать в попытках его достижения.
Если я правильно понял рабочие принципы Анатолия Ивановича Блатова, то, может быть, я в какой-то степени им следовал. Льщу себя надеждой. Но это не главное. Более существенно то, что Блатовжил, работал, соприкасаясь с тысячами людей. И это соприкосновение будет оказывать свое воздействие. Непременно.
АПОЛОГЕТ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ИДЕЙ - ШАХНАЗАРОВ
Партийный аппарат при Хрущеве и Брежневе, а соответственно и при их преемниках, строился при неизменном сочетании консервативно настроенных кадров и сторонников обновления, причем первых было значительно больше вторых. «Обновленцами» сначала были комсомольские лидеры, пришедшие в ЦК КПСС вместе с «железным Шуриком» — Александром Шелепиным. Однако очень скоро позолота демократического обновления сошла и проявился все тот же жесткий консерватизм, обретший черты неосталинизма.
Параллельно этому шел процесс обновления кадров за счет работников гуманитарной сферы — научных институтов, журналистов и международников. Так в аппарате ЦК КПСС оказались Арбатов, Бурлацкий, Бовин, Делю-син, Богомолов, Черняев, Загладин, Красин, Брутенц, Вебер, Биккенин, Вознесенский, Оников и много других скрытых диссидентов, ставших предтечами отхода партии от железобетонных позиций сталинского марксизма-ленинизма в сторону творческого научного социализма, а точнее говоря — социал-демократизма.
Никто эти потоки осмысленно не формировал, но секретари ЦК КПСС и заведующие отделами, которым доверено было решение кадровых вопросов, подборку людей делали «под себя». Вокруг Андропова, Пономарева группировались прогрессисты, а ближе к Суслову, Капитонову, Демичеву складывались силы консерватизма.
Организационные, а также производственные подразделения ЦК КПСС — промышленные, аграрные — в этом раскладе участвовали меньше. В них шла ротация за счет привлечения обкомовских кадров, настроенных на жесткий консерватизм, хотя они были и далеки от московский игры в политику.
К числу деятельных сторонников демократизации не только общества, но и партии принадлежал и Георгий Хос-роевич Шахназаров, который был принят Андроповым на должность консультанта. Потом он пережил некоторое гонение, но после кончины Суслова был назначен заместителем заведующего отделом социалистических стран, а при Горбачеве стал помощником генерального секретаря. С Георгием Шахназаровым мне довелось познакомиться раньше, чем со многими другими коллегами из аппарата ЦК. Именно он рекомендовал меня сначала Арбатову, а потом Андропову летом 1965 года, а его самого ввел в партработу Федор Бурлацкий.
Шахназаров пришел с должности заведующего отделом
Вопрос рассматривался на заседании Секретариата ЦК КПСС, следующего после политбюро высшего органа партии. Попытка Шахназарова апеллировать к Поспелову успеха не принесла, тот открестился от случившегося. Секретариат ЦК принял решение о переиздании календаря в Грузии, а Шахназарову вынес минимальное наказание — «поставить на вид». Снято взыскание было только два года спустя. Это был редчайший случай, когда в аппарат ЦК приняли человека с партийным взысканием, да еще каким! Вынесенным за принижение личности Сталина в массовой пропагандистской литературе.
Судьба вообще была щедра на козни в отношении такого незаурядного человека, каким был Георгий Шахназаров. Причем на кону оказывалась подчас не карьера, а жизнь. Одно из таких злоключений случилось в 1943 году, когда он девятнадцатилетним солдатом оказался на линии прорыва советских войск после Сталинградской битвы. Командир батареи потерял связь с соседями. Послал бойца Шахназарова в деревушку за бугром узнать, кто там стоит. По дороге бойца остановил дозор из двух красноармейцев. Он объяснил им, куда идет, — те потребовали документ. Но у рядовых тогда ничего не было, кроме именного медальона, да и то не у всех. Георгий стал объяснять, что вот он отсюда рядом, идет от своих к своим. Дозорные сомневались, да и неохота им было канителиться с этим чернявым неизвестным солдатом. «Шлепнем его тут, чтобы не возиться», — сказал один и передернул затвор винтовки. Другой остановил: «Совсем мальчишка еще. Пристрелим, а может быть, зря. Отведем в часть, там выяснят, а пока пусть тут посидит». Так они и сидели. Сменили дозор через сутки. Через двое суток Георгий вернулся на свою батарею. Лейтенант удивился: «Так тебя, значит, не убили. Зря я похоронку написал, бланк испортил. Оставлю тебя без довольствия, тогда будешь знать, как пропадать».
Когда Шахназаров, уже работая в ЦК партии, стал готовиться к защите докторской диссертации, его друзья сочувственно хотели, чтобы благожелательно воспринималась его работа теми, чья оценка была определяющей. Был и у меня разговор с одним из академиков от марксизма-ленинизма, входивших в состав ВАК. «Если бы от меня зависело, — сказал ученый муж, — я бы не только докторскую не присудил, но и кандидатской бы лишил Шахназарова. Посмотрите, что он протаскивает: демократия должна быть не только в государстве, но и в партии!» Слава богу, от этого академика не все зависело.