Кровь в моих жилах
Шрифт:
— Мишель… Что ты тут делаешь? — старательно спокойно сказала она.
Он бесстрашно развернулся к ней спиной и закрыл за собой дверь. Голос его звучал невнятно:
— Навещаю свою знакомую, которую, говорят, обвиняют в чем-то нелепом.
— Меня ни в чем не обвиняют.
Он развернулся и прямо посмотрел на её горящую ладонь. Комнату укутала тишина. Кажется, предусмотрительный Мишель возвел защитный полог вокруг себя. Или вокруг комнаты? Что сейчас будет: бой или все же разговор?
Сердце Светланы бешено
Мишель твердо сказал, словно пытаясь достучаться до Светланы:
— Меня тоже ни в чем не обвиняют. Я только что от жандармов. Они проверяли меня на оворотничество.
— И…?
— И, как видишь, я на свободе. Я не берендей и не волкодлак.
Светлана только и спросила:
— И столько империалов за это заключение пришлось отвалить?
— Не поверишь — ни одного. — Он так и стоял у дверей, боясь пошевелиться. Эфир на ладони Светланы шипел и раскидывал во все стороны искры. — Только, конечно, не извинились лазоревые, а ведь зря. За ошибки надо извиняться… Светлана… Это все еще я. Михаил Константинович Волков. Я тот, с кем ты дружишь… Или дружила. И совершенно точно я тот, с кем ты все еще служишь. Я неопасен для тебя.
— Ты можешь оказаться берендеем.
Мишель терпеливо напомнил:
— Меня только что проверили, Светлана. Я не берендей.
— Я не верю жандармам. Они продажны.
— И…? Что ты предлагаешь?
— Докажи, что ты не берендей.
Ей удалось удивить Мишеля. Его брови взлетели вверх.
— Как?
— Как обычно доказывают. — Она решительно велела: — раздевайся!
Он, игнорируя огонь на её ладони, лишь напомнил:
— Мы еще неженаты. Такая проверка нежелательна — раздеваться придется догола, чтобы проверить колдовскую метку. Светлана, подумай еще раз.
— Я не Светлана. Сейчас я маг Губернской магической управы, ваше сиятельство. И я требую проведения проверки. Раздевайтесь!
— Хорошо, свет моей души. Как скажешь.
Он безропотно стащил с себя пиджак и штиблеты.
— Я могу пройти в комнату? Я клянусь: я не причиню тебе… — Он тут же поправился под суровым взглядом Светланы: — Вам вреда. Слово чести.
Он стащил с себя жилет и кинул на стул. Почти попал. Шелковый жилет зацепился за спинку стула и все же упал на пол.
Светлана разрешила:
— Пройдите в комнату и сложите вещи на стул.
— Благодарю вас, Светлана Алексеевна. И прошу еще раз: подумайте хорошенько.
— Я уже подумала. — Светлана достала из кармана жакета железную иглу. Пальцы чуть-чуть подрагивали. Она помнила ту боль, с которой игла входит в тело. Она помнила, как словно луковичные чешуйки повариха, игла срывает с тела защитные покровы — один за другим, с дикой болью, как будто заживо сдирают
— Ты никогда не проводила проверки, — не спрашивал — утверждал Мишель. Да на ком бы она их проводила — берендеи сплошь мужики. Ведьмы предпочитают превращаться в кошек да змей. Или птиц.
Он стащил с себя исподнее и даже не покраснел при этом. Сама Светлана чувствовала, как стыдливый румянец заливает ей щеки. Впрочем, чего стыдиться Мишелю? Корсет он, оказывается, не носил. Белье у него было новомодное, французское, короткое. За телом он следил — узкая талия танцора, широкий разворот плеч, как у медведя или атлета. Никаких волос на теле, кроме как… внизу, куда Светлана пока старалась не смотреть. Говорят, у берендеев все же вся грудь должна быть заросшей, как у Громова. Небеса, о чем она думает! Ей о проверке надо думать. Игла тряслась в её руке.
— Дай сюда… — Он забрал иглу.
— Михаил Константинович, что вы себе позволя…
Светлана не успела возмутиться — он резким ударом вонзил иглу себе в солнечное сплетение, почти по самое ушко. Мишель еле сдержал стон, посерел, зашатался. Светлана схватила его за руку:
— Мишка, да что же ты творишь… — Она чуть не дернула иглу назад. Там же и кончика хватало…
Он удержал её руку, накрывая своей левой ладонью.
— Как вижу я иглу… — он сглотнул, стараясь закончить заговор. Самообладание у него зашкаливало. Саму Светлану в такой момент уже мутило, и она сползала по стеночке в Московской Генеральной Магической управе. Мишель же упрямо продолжал, борясь с болью: — … так увижу правду.
Светлана нашла в себе силы закончить:
— Спрятанное — открыто. Неявное — явлено!
Эфирные волны полетели с Мишеля прочь — защиты на нем было дай Бог каждому. Княжич же. Снова, снова и снова, под сиплые вдохи Мишеля эфирные покровы срывались, обдавая Светлану упругими потоками воздуха. Последний покров сопротивлялся долго — Мишель даже выругался себе под нос. Но все же покров поддался и слетел. Светлана смотрела на гладкую, болезненно белую кожу Мишеля и знала, чувствовала — есть еще один покров. Тот, который не смогли сорвать жандармы. Тот, который может сорвать только она.
— Свет моей души… Ты меня премного обяжешь… Если осмотришь сейчас… — Мишель хрипел, стараясь не закричать. Он закрыл глаза, по его лицу катились то ли капли пота, то ли слезы. Светлана помнила — когда срывается последний покров, даже малейшее движение воздуха вызывает дикую боль.
— Прости… — прошептала она.
— Все хорошо… Просто закончи осмотр.
Светлана закрыла глаза и выпустила из себя эфир. Весь, что был. Он пронесся через её руки, опаляя её, и горячими алыми каплями плавящейся иглы обжигая кожу Мишеля. Завоняло горелым. Кожа на животе Мишеля вздулась пузырями, а потом принялась медленно рубцеваться под его тихие ругательства.