Кухарка
Шрифт:
Поломанные. “Та сторона”
Стоило ногам коснуться земли, она рухнула на ближайшую скамейку. Он не сел. Теперь Леська вообще не понимала что делать. Молчать? Говорить? Уйти? Продолжить флирт?
Она даже в глаза ему не хотела смотреть. Леська принялась растирать щиколотки, притворяясь, что ноги болят немилосердно. К счастью, подошли какие-то ребята. Леська молча сносила все скабрезные шутки, запах табака, мат, потому что мысли её разбежались и блуждали там, где она не
Ей надо было незаметно уйти.
Завтра, уже завтра, она отомстит ему за все объятия, за руки, которым он позволил шарить по её телу, за то, что позволил Фёдору всё это увидеть!
Завтра ребята не захотят смотреть в её сторону. Завтра они все будут думать о ней, как о чокнутой, о предательнице. Леська посмотрела на часы. Даже уже сегодня. Она заставила себя спокойно сидеть, кивать в нужных местах, улыбаться. К ним подходило всё больше и больше народу, они шутили, смеялись, и, чем больше проходило времени, тем меньше у неё было понимания, как незаметно исчезнуть.
Надо сделать вид, что идёт в туалет. Постепенно все разбредутся и тогда она сможет ускользнуть. Можно ещё попросить Виктора отвезти её домой, но не говорить об этом никому. Леська поднялась. Ноги гудели.
— Куда ты? — дёрнулся Алексей.
Она заставила себя улыбнуться: — Попудрю носик, милый. Я на минуту.
В зале она взяла курс прямиком на дамскую комнату. Отсидится там. Подумает. Придёт немного в себя. А потом улизнёт.
Но на её пути возник Фёдор. Некоторое время они ошарашенно смотрели друг на друга.
— Потанцуй со мной, — он словно бы совершенно невзначай бросил ей эту фразу.
Господи, как же она этого хотела!
Фёдор предложил ей руку, но не ту. Несмотря на только что висевшее напряжение, они тепло рассмеялись, подстраиваясь друг под друга. Музыка плыла, обволакивая зал. Леська не хотела говорить. Она вся дрожала от его близости. У неё даже не было желания улыбаться. Хотелось просто прижать щёку к его груди, прижаться к нему, почувствовать кожей биение сердца под рубашкой. Ей хотелось, чтобы он не просто держал её руку, а обнял. Господи, кажется, никогда ещё она так сильно не желала быть близкой к кому-либо.
Но она не могла прижаться к нему. Не могла ткнуться носом в его плечо. Не могла погладить подушечками пальцев его ладонь. Просто подняла лицо, ещё не зная, что спросить.
— Высокий? Неудобно? — улыбнулся Фёдор.
Леська рассмеялась. Как же с ним ей было хорошо!
— Какой у тебя рост, Федь?
— Метр девяносто шесть. А у тебя?
— Сто семьдесят где-то. Точнее не знаю.
— Двадцать пять сантиметров разницы.
— Твой отец высокий?
— Да.
— Ты в него?
— Да.
— А мама?
— Мама не очень, — он нахмурился, — она среднего роста.
Он смущал Леську своими эмоциями. Мысли о его близости и чувства о нём будоражили её. То, о чём она думала, глядя на него. О его ногах и руках, о взглядах, которые он прятал от неё. Он прожигал насквозь всё её существо. Сердце её стучало от восторга.
— Идём! — как только музыка переменилась, Фёдор поймал её запястье и повёл через чёрную дверь и служебные помещения, кухню, какие-то узкие коридоры. Им удалось незамеченными добраться до кроваво-красной машины, и уже через полчаса они неслись по ночному городу.
Она боялась себя, своей реакции на него. При одном воспоминании о поцелуе у Леськи кружилась голова, и сердце трепыхало в груди мотыльком, попавшим в зазеркалье.
Она забыла, что должна была защитить его от себя, что должна была остановиться, что другого способа спасти его не было. Не существовало. Это был единственный способ.
Кажется, она слишком сильно полюбила его, чтобы даже вспомнить, что не должна рисковать им, что должна его отпустить. Она до последнего думала, что не может у неё ничего быть с парнем, у которого имелась девушка.
Но всё оказалось не таким, как она думала. Всё оказалось совсем по-другому.
Они мчались по ночному городу, и знакомый морской воздух холодил её разгорячённые щёки. Ветер качал вершины тополей, и временами песок, стелясь широкими полупрозрачными полосами, переметал шоссе. Фёдор выключил музыку: они ехали в полной тишине. Тучи шли наперерез, задевая вершины домов. Когда первые капли упали на лобовое стекло, Фёдор поднял окна и взял Леськину руку. Она не смотрела на него и ничего не ощущала. За два дня она столько раз поднималась высоко и опускалась низко, что боялась что-то чувствовать, боялась думать о происходящем, радоваться или горевать. Оцепенение, похожее на сон без сновидений, сковало Леську. Она приветствовала дождь: его завеса прятала их от мира и давала какую-то крохотную, малюсенькую передышку её вконец потерянному разуму.
Фёдор прижал к губам кончики Леськиных ледяных пальцев.
— Я больше не встречаюсь с ней.
— С кем? — сквозь туман переспросила Леська.
— С той, кого Лёха назвал моей девушкой. С Алиной.
— Как не встречаешься?
— Так и не встречаюсь. Позвонил и сказал, что между нами всё кончено.
Леська оторопело смотрела на него. Не то, чтобы она не была рада, что он свободен. Нет.
— То есть ты бросил девушку по телефону? — она просто не знала, что сказать.
— В твоих глазах это выглядит отвратительно?
— Ну…
— Я и сам это знаю.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Если ты обещаешь, что не выйдешь завтра из дома, я возьму билет на самолёт и повторю всё то же, глядя ей в глаза. Вечером вернусь.
Леська даже представить не могла, сколько это могло стоить. Сердце её должно было стучать от восторга, но почему-то не делало этого. Оттого, что на другом конце тоннеля стояла девушка, которая ни в чём не была виновата? Да и ради чего всё это? Им ни за что не быть вместе.