Кухарка

Великанова Наталия Александровна

Перехватить булочку.

Налить воды.

Или постебаться над ней.

— Ничего не вынюхиваю! — она чувствовала, как близко он стоит. Так близко, что повернись она лицом, смогла бы рассмотреть каждую ресничку.

— Тогда что? — от Фёдора несло жаром, как от раскалённой печки.

— Не видишь, что ли? Работаю, — она боялась смотреть в тёмные глаза. Боялась оборачиваться. Но среди множества запахов кухни — чернослив и уксус, кофе и пряности, корица и утро, уловила тонкие ноты его личного, не забытого ею, запаха.

— Так я и поверил. Ловкая,

меркантильная девица вдруг перевоплотилась в трудягу, — краем глаза Леська видела, как он брезгливо осматривает её, словно она — мутная лужа посреди неукоснительного порядка.

Леська сделала глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в груди, жжение в горле и злые слёзы, закипающие в глазах. Проклятье! Только и осталось, что разрыдаться у него на виду… Честное слово, она не настолько грязна, насколько он думал о ней! Она могла предстать перед ним. И она имела право держать голову высоко. Да, в юности, когда её мать была властна над ней, она совершала ужасные поступки, но с тех пор много воды утекло, она слишком дорого заплатила за произошедшее и не собиралась посыпать голову пеплом до конца своих дней. Будь у её матери столько денег, столько домов, машин, прислуги, красивой мебели и книг, стала бы она играть судьбой своего ребёнка?

Конечно, мать это не оправдывало, и теперь, когда у Леськи самой росла дочь, поведение родительницы казалось ещё более чудовищным. Тем не менее, они не убивали, не крали, не совершали тяжких грехов. Они всего лишь играли на слабостях людей.

Внутри закипело возмущение, но Леська заставила себя промолчать. Что она могла сказать? Что она давно не мошенница? Никогда ею не была. Так он ей и поверил. Он будет её оскорблять, пока она не выйдет из себя и не накинется на него, как базарная баба.

Впрочем, ему это в любом случае не удастся. Леська напомнила себе, что она — профессионал. Она не поддаётся на провокации, тем более тогда, когда занята любимым делом. Она полностью сосредоточена на продуктах и процессах за которые отвечает, а также на целях, поставленных перед ней.

Леська повернулась, чтобы сказать совершенно спокойным, чётким и ровным голосом, что ему здесь не место, и ему не удастся вывести её из равновесия, а тем более не удастся испортить его сестре праздник, но его уже не было. В кухне была она одна.

15

Если бы мы знали, как влюбляться,

Тогда наверняка бы выбирали себе тёплых людей,

А не обложки глянцевые…

Поломанные. “Та сторона”

Пустая, жадная до денег, беспутная!

Фёдор оторвался от экрана и скрестил руки на груди.

Семь долгих лет, и она здесь. И он, как мальчишка, больше ни на чём не может сосредоточиться. Дурак!

Кукла, шантажистка, мерзавка!

Как она только и посмела показаться ему на глаза?

Вдох — выдох.

Не оставаться с ней наедине. Не смотреть на неё.

Семь грёбаных лет,

и она появляется на пороге… Всё что угодно он ожидал, но только не встретить её на кухне сестры. Усилием воли Фёдор заставил себя убрать руки ото рта и прекратить сжимать кулаки. Она этого не стоила. Не стоила тех эмоций, той злости, которую всколыхнула в нём, того мучения, которое обещал сегодняшний день.

Не было нужды заглядывать в лицо, чтобы узнать её. Прямая спина, бёдра, расправленные плечи, тот же поворот головы — она как будто бы создана, чтобы одним своим видом выбивать его из колеи. Она была создана, чтобы смущать его мысли, лишать разума, наполнять грудь каким-то незнакомым, невольным трепетом.

Похитительница сердец в образе покорной прислуги? Что за новая роль?

Выдохнуть. Прекратить думать о ней. И, ради всего святого, не оставаться наедине! Её близость, как по щелчку, заставила его забыть о предательстве. Она пахла ягодой, морем и солнцем.

Фёдор закрыл глаза. Как она его испугалась. Как изо всех сил старалась скрыть страх, и как её грудь поднималась от частых поверхностных вздохов. Её золотистая кожа.., теперь не такая смуглая, как раньше, видимо, она жила в этом лишённом солнца краю не первый год. Даже и сейчас она напоминала спелые персики. Спелые персики, которые она ела тогда, когда он впервые принял решение приблизиться к ней.

О, эти мучительные воспоминания! Воспоминания о её лице, смехе и теле, которые, как наркотик, одурманили его тогда, притупили ум и всякое соображение. Он и вправду был настоящим идиотом, бегая за ней, как пудель на шлейке. Он, кажется, ни до, ни после не испытывал тех разъедающих душу чувств, которые вызывала в нём эта соплячка. Она говорила, и смотрела, и улыбалась так, что внутренности его превращались в огонь, от которого она оставила лишь пепел.

Она обладала чем-то восхитительным: умом ли, жизненной энергией, глазами, телом. Он не знал, но будь он трижды дураком, если ещё раз покусился бы на её близость, на разговор с ней, на такие разные, но в то же время похожие судьбы. Кто она такая, чтобы расставленное по полочкам превращать в хаос одним взмахом руки, одним поворотом головы? Он ни за что не позволит ей этого сделать. Никогда. С некоторых пор он сам, и только он является владельцем своей судьбы.

16

Если бы умели разбираться,

Не пришлось бы страдать и болеть.

Поломанные. “Та сторона”

У Леськи, конечно, не было фотографии Фёдора, не было какой-нибудь памятной вещицы, не было даже засохшего цветка. Была строчка в Гугле, где набрав его имя, она могла увидеть чуть не каждый день его жизни.

Встречу с премьер-министром в декабре прошлого года. Выступление на радио “Свобода”. Снимки с какой-нибудь пресс-конференции или модной тусовки. Рукопожатия сильных мира сего, споры с политиками, первые лекции. Свидания с самыми блестящими красавицами страны.