Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
— Это очень циничное высказывание. Извиняясь, мы осознаем свою вину.
— И ты правда веришь в эту утопию?
Нохара остановилась, строго посмотрев в глаза друга детства, и, покачав головой, не веря спросила:
— Ну почему ты так говоришь?
— Потому что я плохой человек? — пожал плечами Учиха.
— Не говори так! — возмутилась Рин. — Ты хороший, прекрасный человек. Просто ты сам не хочешь этого в себе замечать.
— Я разгильдяй, двоечник, бесперспективное бремя на репутации клана Учиха.
— Да брось, тебе просто нужно стать серьезнее!
— Ну прости, я не смогу ходить с рожей-кирпичом, как все представители
Нохара звонко рассмеялась, вновь ударив Обито сумкой.
— Если во мне и есть добро, Рин, то только благодаря тебе. Только ты сдерживаешь меня на грани, на которой я балансирую. Если бы не ты, я уже давно стал бы преступником. Ты даже представить не можешь, насколько меня порой тянет не в ту сторону, — непривычно серьезно заявил Обито, нежно дотронувшись до пальцев Нохары. — Я то и в академию поступил, чтобы за тобой приглядывать.
— Боже, ну что со мной может случиться? Это я буду теперь за тобой приглядывать, чтоб тебя не втянули ни в какую «плохую компанию», — передразнила подруга, шутливо высунув язычок, и закинула руку Обито себе на плечо. — А это, кстати, не твой родственник?
Рин кивнула в сторону юноши в форме академии первого курса, не по годам серьезного, немного меланхолично-строгого по сравнению со своими сверстниками. При виде него Обито демонстративно скривился, цокнув языком.
— А, этот, молодой вундеркинд. Итачи, что ли. Закончил школу экстерном, теперь, как и все в семье, пришел выделываться в академию.
— Поздороваешься с ним?
— Еще чего! Я его лично даже не знаю, либо не помню!
Обито никогда не ощущал себя частью семьи. Выращенный бабушкой, не познавший родительского тепла, отстраненно следующий традициям клана. Более того, вопреки громкой фамилии, он часто жалел, что родился «Учихой», ведь так судьба повесила на него роль, на которую он не соглашался. Быть Учихой, следовать принципам и чести, служить справедливости испокон веков. Если бы он мог, то с радостью стер бы свою фамилию, оставшись просто Обито. А еще лучше никем. Ведь никто может стать кем угодно. Черно-белый человек, каким он себя считал, балансирующий на линии между двух клеток, не решаясь изо дня в день, кто он есть и чего он на самом деле хочет. Быть Учихой Обито, каким ему предрекает его статус, или кем-то иным, кто он есть на самом деле. Словно весы, Нохара Рин сдерживал его из года в год, пускай и лишь на тех отношениях, которые она выдумала между ними двумя. Близкий друг, которому можно поплакаться о любых проблемах. Близкий друг, который, проводя с академии, передает её в руки уже ждущему её молодому человеку. Рин навсегда должна оставаться светом, который он не смеет опорочить даже своими собственными чувствами.
Так он верил, считал до тех пор, пока лично не убедился, что существует еще один цвет — цвет крови, что прочертил линию меж шахматных линей, на которой он в конце концов поскользнулся.
— Нохара Рин ваша родственница? — заученным прискорбным голосом якобы полного сожаления, которое медики припрятали для каждого на этой бренной земле, промолвила медсестра и посмотрела на Обито из-за медицинской карты.
— Мне поступил звонок, — испарина покрыла лоб, и, тяжело дыша, сбиваясь на каждом слове, Обито пытался заглянуть в палату, к которой медсестра преграждала путь. — Я близкий друг.
—
Обито бледнел с каждым произнесенным словом, медсестра отдалялась от него болезненным видением, говорила на чужом языке, да и вообще сливалась со стенами. Ведь не могло такое произойти. Обито ни разу не предполагал подобный исход из всех двадцати пяти линий развитий событий в жизни Нохары Рин, он нигде не предусматривал изнасилования и уже тем более ножевого ранения. Нохара Рин могла быть кем угодно: талантливым спецагентом, любящей матерью и домохозяйкой, строгим следователем. Но никак не жертвой чей-то больной похоти.
Прорвавшись в палату под укоризненный вскрик медсестры, он ступал медленно на негнущихся ногах. Рин больше не источала свет — черный и белый слились в серый, образовав очередного обычного сломанного человека. Но даже так, с ссадинам и кровоподтеками, с разбитой губой, Рин все еще светилась каким-то внутренним светом, который Обито был необходим, как глоток свежего воздуха. Они сломали её, его весы, и теперь Учиха мог лишь судорожно пытаться собрать разбитые стекла, что преломляли лучи света. Он невесомо дотронулся до перебинтованной руки, прошептав:
— Кто? Кто это сделал?
— Простите, покиньте немедленно палату!
Как он оказался в коридоре, провонявшем хлоркой и спиртом, Обито не помнил и брел вдоль палат. Странно, но ни одна мысль не клубилась змеей, которая должна была есть его изнутри. Как и подобает пустоте, он лишь сидел на лавочке, смотря в тошнотворную грязно-белую стену с потрескавшимися линиями краски. Интересно, поломанная душа выглядит так же?
— Держите, — прозвучал бьющий ключом голос. На миг Обито показалось, что это Рин окликнула его, пока он видел странный сон, вновь уснув на паре. Но, выйдя из пустоты реальности, он обернулся, чтобы встретиться с ласковой и понимающей улыбкой. Женщина, сидящая рядом с ним, с загипсованной рукой, здоровой протягивала ему платок. Не понимая, зачем он ему, Обито потер глаза и тогда понял — он плакал.
— Не бойтесь, я не кусаюсь, — настаивала женщина. И Обито нехотя принял подарок, вытер слезы. И, когда избавился от следов постыдной слабости, протянул платок обратно.
— Оставьте, он вам нужнее, — уверенно, будто прорицая, что он не раз еще прольет слезы, она перевела свои безэмоциональные серые глаза, отвернувшись. Платиновые густые волосы закрыли её лицо, пока женщина жеманным жестом не откинули их за спину. Обито вглядывался в её лицо слишком нахально и неприлично. А та с гордо поднятой головой, забросив ногу на ногу, смотря вперед, заговорила:
— Простите, но я невольно стала свидетелем разговора. Вашу девушку изнасиловали…
— Она мне не девушка.
— И тем не менее это не делает её менее дорогим и близким для вас человеком.
Женщина вновь обернулась, на этот раз повернувшись всем станом к Обито. Печально опустив взгляд, она дотронулась до его руки.
— Знаете, в моих кругах говорят: «Око за око, зуб за зуб». Если вдруг так произойдёт, что вы захотите получить это око, то я как раз работаю в этой сфере.
Обито ощутил тоненький пластик в пальцах — визитка, которую она ему вложила.