Кукушки Мидвича

Уиндем Джон

– Это, - заметил Бернард, - очень дорогая машина. Кое-кто очень огорчится, когда ее потеряет.

– Они потеряют еще не одну, пока не поймут, что к чему. Это только первое предупреждение, - сказал мальчик.

– Да, возможно, они не сразу поймут. Слишком уж необычный эффект, - Бернард замолчал, продолжая их разглядывать.
– Вам не нравится, когда над вами летают самолеты, верно?

– Да, - согласился мальчик.

– Могу понять, - кивнул Бернард.
– Но скажите, почему ваши предупреждения всегда так серьезны? Почему вы всегда заходите дальше, чем необходимо?

– Мы могли заставить их убить себя, - сказала

девочка.

– Знаю. И благодарен за то, что вы этого не сделали. Но разве не проще было заставить их повернуть назад? Почему вы всегда действуете так круто?

– Это больше впечатляет. Мы можем долго поворачивать самолеты, прежде чем власти поймут, что это делаем именно мы. Но если они каждый раз будут терять по самолету, то сообразят быстрее, - сказал мальчик.

– Понятно. То же самое можно сказать и о прошлой ночи. Вам показалось недостаточным просто заставить толпу разойтись, предположил Бернард.

– А вы как думаете?
– спросил мальчик.

– Именно так я и думаю, хотя мне не понравилось то, как это было сделано. Ведь наверняка не было никакой необходимости заставлять людей избивать друг друга до смерти. Я хочу сказать, что даже с практической точки зрения не очень-то разумно совершать шаги, которые только множат гнев и ненависть.

– И еще страх, - добавил мальчик.

– Вы хотите внушить страх? Зачем?
– спросил Бернард.

– Страх - средство, а не цель, - сказал мальчик.
– Играя на страхе, мы получим инициативу, а владея ею, сможем проводить свою линию, - он твердо и решительно взглянул на Бернарда своими золотыми глазами.
– Рано или поздно, - объяснил он, - вы попытаетесь нас уничтожить. Вы захотите убить нас во что бы то ни стало, но кто сказал, что инициатива должна принадлежать вам?

Мальчик говорил совершенно спокойно, но слова его буквально вонзались Бернарду в мозг. Искушенный разведчик ошеломленно слушал эти рассуждения взрослого человека, видя перед собой шестнадцатилетнего подростка и сознавая, что мальчику всего ДЕВЯТЬ лет.

– На какое-то мгновение, - рассказывал он позже, - меня это просто захлестнуло. Я был на грани истерики. Контраст возрастов, детскость и взрослость в каждом из них показались мне исполненными какой-то жуткой многозначительности... почти оскорблением... Сейчас это уже не воспринимается так остро, но в тот момент для меня это было открытием, и, Боже мой, я перепугался... Я вдруг увидел их одновременно с двух сторон: каждый в отдельности - они еще дети; но вместе - взрослый, способный беседовать со мной НА МОЕМ СОБСТВЕННОМ УРОВНЕ...

– Не нужно нас бояться, - сказал мальчик.
– Мы хотим с вами поговорить.

Бернард взял себя в руки. Он осторожно присел на обочину рядом с ними и постарался заставить свой голос звучать ровно.

– Вряд ли кто-то собирается вас убивать, - сказал он.
– Конечно, если вы будете продолжать совершать такие же поступки, как в последнее время, вас возненавидят и будут мстить. Или, можно сказать и так, люди будут защищать себя от вас. Но если вы перестанете вредить... Бернард пожал плечами.
– Неужели вы нас ненавидите? Если нет, то мы наверняка сможем договориться...

Мальчик покачал головой.

– Вы все неправильно понимаете. Дело не в любви или ненависти. Между ними нет никакой разницы. И спорить здесь тоже не о чем. Тут закономерная биологическая неизбежность. Вы обязательно попытаетесь убить нас, потому что иначе вам придет конец.
–

Он помолчал, словно придавая вес своим словам, потом продолжил: - Некоторые из ваших политиков, которые знают о нас, уже прикидывают - а не решить ли проблему так же, как это сделали русские?

– Так вы з н а е т е об этом?

– Конечно. Пока Дети в Гижинске были живы, нам незачем было беспокоиться о себе, но когда они погибли, произошли две вещи: вопервых, было нарушено равновесие; а во-вторых, нам стало ясно, что русские не нарушили бы равновесия, если бы не поняли, что колония Детей - в значительно большей степени угроза, чем потенциальная ценность. Биологическая закономерность неумолима. Эскимосы руководствовались примитивным инстинктом, но русские это сделали по политическим мотивам, и вы, несомненно будете исходить из них же.

Вам, однако, будет труднее. В России каждый человек живет только для того, чтобы служить государству; если он противопоставляет себя государству, он изменник, а защита от изменников, как от отдельных людей, так и от групп, - долг общества. Так что в данном случае биологический долг совпадает с политическим. Но у вас считают, что государство существует для того, чтобы служить индивидуумам, из которых состоит общество. Поэтому вашу совесть будет мучить мысль о нарушении наших "прав".

Первая опасность для нас уже миновала. Она возникла, когда вы впервые узнали об акции, предпринятой русскими против своих Детей. Решительный человек мог быстро организовать здесь похожий "несчастный случай". Наше существование держалось в тайне, и все это можно было устроить ловко и без особых проблем. Теперь, однако, это невозможно. Люди в Трейнской больнице уже рассказали о нас; после прошлой ночи разговоры и слухи, вероятно, идут по всей округе. У вас уже нет возможности организовать "несчастный случай", в который бы кто-нибудь поверил. Так что же вы собираетесь предпринять, чтобы нас ликвидировать?

Бернард покачал головой.

– Послушай, - сказал он, - давай рассматривать этот вопрос с более мирной точки зрения - в конце концов, у нас цивилизованная страна, и она славится своим умением находить компромиссы. Я не согласен с твоей железной уверенностью в том, что между нами не может быть мира.

На этот раз ответила девочка:

– Дело не в цивилизованности, - сказала она.
– Все очень просто. Если мы будем существовать, то очень скоро станем сильнее вас во всем - это ясно и неизбежно. Согласитесь ли вы оказаться в положении низшей формы жизни и без борьбы начать свой путь к вымиранию? Не думаю. Кроме того, здесь есть и политический аспект: может ли л ю б о е государство, каким бы терпимым оно ни было, дать приют меньшинству, которое постоянно накапливает свою мощь и держать которое под контролем оно, государство, не в состоянии? Ответ, естественно, отрицательный.

Что же вы намерены делать? Похоже, на какое-то время мы в безопасности. Самые примитивные личности, толпа, пойдут на поводу своих инстинктов - пример мы наблюдали прошлой ночью, - они захотят нас уничтожить немедленно. Либеральные, благоразумные и религиозные граждане будут без конца обсуждать этические проблемы. Полностью отрицать любые насильственные действия станут идеалисты - истинные и мнимые: множество людей, которые настолько кичатся своими идеалами, что согласятсяны оставить в удел потомкам рабство и нищету, только бы им самим позволили плодить в тетрадочках описания возвышенных видов у райских врат.