Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков

Пархоменко Татьяна Александровна

Среди отдельных оригинальных работ московских дипломатов большой интерес представляют донесения русского посла Леонтия Шевригина (по прозванию Истома), который с двумя переводчиками в сентябре 1580 года был направлен Иваном Грозным к императору Рудольфу II и папе римскому Григорию XIII. Понтифик после встречи с Шевригиным в качестве ответного шага решил отправить в Москву своего легата, иезуита Антонио Поссевина, который вместе с русским послом в конце марта 1581 года выехал из Рима и 17 июля прибыл в Москву. Поссевин отправился на Русь с трактатом Фабри «Религия московитов», а Шевригин – со статейным списком и «Росписью дороге», иначе говоря, путевым дневником, содержавшим описание европейских стран и городов: Рима с его храмами и монастырями, Венеции, жители которой «сами себе властвуют», Франции, охваченной религиозной войной, и так далее [123] .

123

Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. С. 192–195.

Ценным памятником отечественной культуры стали «Записки русских посланников Петра Потёмкина и Семена Румянцова, веденные ими в 1667 и 1668 годах в Испании и во Франции», которые были опубликованы в 1851 году журналом «Сын отечества» [124] . Они включали как служебные донесения, касавшиеся тайных наказов и международной политики, так и разделы, говорившие о повседневной жизни, например, «О Дружбе Ишпанского короля», «О чинах великородных людей Ишпанского государства», «О вере Ишпанского государства» и другие. И хотя время поездки московских посланников

было тяжелым периодом в истории Испании, которая при короле Карле II находилась в деструктивном состоянии экономического кризиса, политической борьбы и территориальных потерь, прошлые мощь и богатство испанской империи еще сохраняли свое величие. На заметку бралось все яркое и необычное, в первую очередь, цветущий королевский двор Испании, а также изобилие ее земли, полной разных плодовых деревьев с «винными ягодами, миндальными ядрами, гранатами, яблоками, грушами, лимонами, оранцами, оливками, цитронами, орехами грецкими, вишнями» и финиками; при этом, к удивлению россиян, испанцы «едят по малуж» и «хмельного питья пьют мало», так что московские посланники «в шесть месяцев не видали пьяных людей, чтоб по улицам валялись, или идучи по улицам, напився пьяны, кричали» [125] .

124

Тайный наказ, данный при царе Алексеи Михайловиче первому русскому посольству в Испанию, и записки русских посланников, веденные ими в 1667 и 1668 годах в Испании и во Франции // Сын Отечества. 1851. № 5.

125

Там же.

Ярким артефактом этого русского посольства в Испанию стал натурный живописный портрет его главы, окольничего и думного дьяка Петра Ивановича Потёмкина. Картина была написана видным представителем мадридской школы, придворным художником испанского короля Карла II Хуаном Карреньо де Миранда (Juan Carre~no de Miranda) и в настоящее время экспонируется в Национальном музее Испании Прадо – одном из крупнейших музеев изобразительного искусства мира.

Важным следствием развивавшихся связей Московского государства с зарубежными странами и роста непосредственных контактов русских людей с иноземцами как у себя на родине, так и во время заграничных поездок стало появление различных словарей, лексиконов и разговорников с иноязычной и русской частью [126] . Они «свидетельствовали о развитии равноправных, доброжелательных и часто дружеских взаимоотношений, о широких и глубоких контактах между иноземцами и русскими, в результате которых происходило взаимовлияние и обогащение как русской, так и иноземной культуры» [127] . Например, академик И. Х. Гамель, работая в середине XIX века в музеях и библиотеках Оксфорда, обнаружил там русские рукописные книги, привезенные в Англию в XVI–XVII века, в том числе пять тетрадей пастора Ричарда Джемса, входившего в свиту английского посланника Дадли Диггса, который посетил Русь в 1618 году. Рукописи Р. Джемса включали русско-английский словарь-дневник с записями о Московии, ее нравах, обычаях, устном народном творчестве, профессиональной речи рыбаков, местной лексике поморов и северорусских диалектных особенностях [128] . До сих пор «Словарь-дневник» пастора Ричарда Джемса считается первым в мировой истории русско-английским разговорником и ценнейшим памятником англо-русских отношений [129] .

126

Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 1—29. М.: Наука, 1975–2012; Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVIXVII веков. Вып. 1–6. СПб.: Наука, 2004–2014.

127

Савич Н. Г. Указ. соч. С. 279.

128

Ларин Б. А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса (1618–1619 гг.). Л.: ЛГУ, 1959. – 423 с.

129

Англичане в России в XVI и XVII ст. // Записки Императорской Академии наук. СПб., 1865. Т. 8. № 1. Приложение. С. 11–79; СПб., 1869. Т. XV. № 2. Приложение. С. 181–260.

Х. К. де Миранда. Петр Иванович Потёмкин, 1681. Музей Прадо. Мадрид, Испания.

Помимо него, в обиходе московской жизни использовались также другие словари: русско-немецкий разговорник XV века, изданный в Кракове, копия которого была заказана в начале XVI века дерптским бюргермейстером Томасом Шрове и называлась «Книга русского языка», или просто «Русская книга» 1546 года [130] ; англо-русский и русско-английский словарь Марка Ридли (Ридлея), служившего в 1594–1598 годы личным врачом царя Федора Иоанновича; «Парижский словарь московитов» (Dictionare Moscovite), составленный летом 1586 года во время месячной стоянки французского корабля в Новых Холмогорах капитаном Жаном Соважем и отражавший холмогорско-архангельскую речь конца XVI века; руководство по изучению русского языка немца Тонни Фенне, написанное в 1607 году в Пскове объемом 283 листа; немецко-русский словарь-разговорник 1629 года Генриха Невенбурга; «Русская грамматика» (Grammatica Russica. Oxford, 1696) немецкого филолога и дипломата Генриха Вильгельма Лудольфа, описавшая русский разговорный язык и ставшая первой в мире грамматикой русского, а не церковнославянского языка; нидерландско-русский словарь-разговорник конца XVII века и другие. Структура иностранных разговорников была практически одинакова для всех словарей. Она включала русскую азбуку, полный титул царя, отрывки из Священного Писания, обозначение чисел, времен года и дней недели, перевод мужских и женских имен, а также «имен зверей, птиц и рыб и плода земляного», названия домашних построек и утвари, еды и напитков, но самое ценное – тематические диалоги, которые, например, в разговорнике Невенбурга названы «Речи двух добрых людей» («Ein Gesprech zwei gutter Leute»).

130

Алексеев М. П. «Книга русского языка» Т. Шрове 1546 г. и ее автор // Памяти академика Льва Владимировича Щербы. Л.: Наука, 1956. С. 103–112.

Рукописи разговорников хранятся в различных европейских библиотеках и архивах: руководство по изучению русского языка Т. Фенне находится в Королевской библиотеке Копенгагена, разговорник Невенбурга – в немецкой библиотеке города Галле, нидерландско-русский разговорник – в библиотеке Ганновера и так далее [131] . Будучи частью культурного наследия западно-европейских стран, они вместе с тем являются также ценными памятниками русской истории и культуры периода Московской Руси, которая нередко использовала западноевропейские словарные материалы в древнерусских азбуковниках XVI–XVII веков [132] . Кроме того, в период Средневековья изучение языков велось также по широко распространенным текстам Священного Писания и, например, «Псалтырь» середины XVII века, писанная по-славянски, имела под каждой строкой перевод на греческий и польский языки, что способствовало их освоению и изучению.

131

См., например: Строев С. М. Описание памятников славяно-русской литературы, хранящихся в публичных библиотеках Германии и Франции. М.: Типография С. Селивановского, 1841. – 177 с.; Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326–1690 гг., извлеченные Ю. Н. Щербачевым // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1893. Кн. 1. № 677. С. 185; № 678. С. 186; № 680. С. 186; № 726. С. 199; № 733. С. 201.

132

См.: Алексеев М. П. Западноевропейские словарные материалы в древнерусских азбуковниках XVI–XVII вв. // Академику В. В. Виноградову к его шестидесятилетию: Сб. ст. М.: Изд-во АН СССР, 1956. С. 25–62.

Наряду

с сугубо лингвистической значимостью иностранные словари, лексиконы и разговорники имеют также важное источниковедческое значение и выступают в качестве ценных источников по истории внешнеполитических и торговых связей Московской Руси, ее быта, ремесленного производства, медицины, культуры в целом [133] . Содержащаяся в них информация, затрагивая самые разные темы, дает богатый материал для понимания характера взаимоотношений иноземцев с русским населением и русских людей с иноземцами, более того, позволяет пересмотреть многие негативные оценки, исходившие от посещавших Московию иностранцев и прочно закрепившиеся в умах европейцев.

133

См.: Хорошкевич А. Л. Из истории русско-немецких торговых и культурных связей начала XVII века (к изданию словаря Тонни Фенне) // Международные связи России XVI–IXVIII вв. (Экономика, политика и культура). М.: Наука, 1966. С. 35–57; Он же. Ремесло Пскова по немецко-русскому словарю начала XVII века // Города феодальной России. Памяти Н. В. Устюгова. М.: Наука, 1966. С. 205–241; Он же. Быт и культура русского города по словарю Тонни Фенне 1607 г. // Новое о прошлом нашей страны. Памяти акад. М. Н. Тихомирова. М.: Наука, 1967. С. 200–217.

Тематические диалоги всех иностранных словарей-разговорников отличает «дух радушия и доброжелательности», начиная с «Парижского словаря московитов» и его раздела «Все други», продолжая немецким трудом Фенне, писавшим – «И мы по всякой времени добро суседство держали и хотим того и впред держати», и заканчивая «Русской грамматикой» Лудольфа, которая была создана в 1692–1694 годы, во время пребывания немецкого филолога в России. Свою грамматику Лудольф посвятил наставнику Петра I, князю Борису Алексеевичу Голицыну, который в совершенстве овладел латинским языком, чем, по мнению Лудольфа, «сам открыл себе доступ к беседам с иностранцами» и имел «великое утешение… о чужих землях беседовать» [134] . А в диалоге «О службе божьей» Лудольф приводил пример одного русского собеседника, отстоявшего обедню и на вопрос, осуждает ли он знакомство с иностранцами, ответившего: «Когда я найду доброго человека, его люблю и почестю, хотя он иной веры, а когда я вижу безделника, ево не во что ставлю, хотя он мой сродня. Разумно то, злобу и грех ненавидит, а не человека» [135] .

134

Ларин Б. А. Парижский словарь московитов 1586 г. Рига: ЛатГУ, 1948. С. 64—127; Сумникова Т. А. Немецко-русский разговорник Тонни Фенне 1607 года // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1964. Т. XXIII. Вып. 4, июл. – авг. С. 348–351; Савич Н. Г. Указ. соч. С. 270, 275, 277; Ларин Б. А. Три иностранных источника по разговорной речи Московской Руси XVI–XVII веков. СПб.: Изд-во Петерб. ун-та, 2002. С. 511–658.

135

Савич Н. Г. Указ. соч. С. 277.

В латинском предисловии своей «Русской грамматики», а также в особом издании диалогов и трактатов, предназначавшихся молодому Петру I, Лудольф акцентировал внимание на важности развития дружеского диалога между разными странами и народами и выражал надежду, что его «книга послужит на пользу тем, кто хочет научиться разговорному русскому языку», ибо «Всемогущий Творец этого мира, щедро одаряя разные народы разнообразными благами, видимо, хотел, чтобы жители земного шара завязали бы сношения между собой…», а в конце предисловия, обращаясь непосредственно к Руси, писал, что его Грамматика, может быть, «убедит Русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии», что «только к пользе и славе Русской Науки может послужить…, если они, по примеру других народов, начнут культивировать русский язык и издавать на нем хорошие книги» [136] .

136

Ларин Б. А. Три иностранных источника по разговорной речи Московской Руси XVI–XVII веков. С. 511–658.

Это потом и произошло, хотя точности ради следует отметить, что еще в 1674 году на кириллице вышел первый учебник по отечественной истории – «Синопсис, или Краткое собрание от разных летописцев, о начале славяно – российскаго народа, и первоначалных кн[я]зей б[о]госпасаемаго града Киева о житии с[вя]т[а]го благовернаго великаго кн[я]зя киевскаго и всея России первейшаго самодержца Владимира, и о наследниках бл[а]гоч[е]стивыя державы ег[о] Российския, даже до … пресвет[лаго] и бл[а]гочтиваго г[о] с[у]д[а]ря н[а]шего ц[а]ря, и великаг[о] кн[я]зя Алексия Михаи-ловича всея Великия, Малыя, и Белыя России самодержца» [137] . Его автором-составителем был уроженец Пруссии (Кёнигсберга) Иннокентий Гизель (Innozenz Giesel), в юности переехавший в Киев, принявший там православие и постригшийся в монахи, в 1648 году ставший ректором Киево-Могилянской коллегии, а в 1656 году – архимандритом Киево-Печерской лавры, где «Синопсис» и был напечатан. Почти столетие этот учебник активно использовался в русском образовательном процессе: он выдержал около трех десятков изданий, многократно переписывался от руки и был очень популярен из-за своей идейной направленности, говорившей о единстве православного славяно-русского народа.

137

Мечта о русском единстве. Киевский синопсис (1674 г.) / пред. и подг. текста О. Я. Сапожникова и И. Ю. Сапожниковой. М.: Европа, 2006. – 248 с.; Пештич С. Л. «Синопсис» как историческое произведение // Труды Отдела древнерусской литературы. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. XV. С. 284–298.

Весной 1685 года в Москву приехали греческие православные монахи, уроженцы Кефаллинии, братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Вместе с ними были сыновья Иоанникия – Анастас и Николай Лихуды, что говорило о полной уверенности братьев в успешности их русского путешествия. Выпускники Падуанского университета с дипломами докторов богословия, Иоанникий и Софроний Лихуды имели славу высокообразованных людей, «преподавателей, писателей, полемистов, переводчиков», которых «в греческом мире того времени называли “просветителями, учителями нации”» [138] . По установленному московскому порядку Лихуды как иностранцы первым делом явились в Посольский приказ, где предъявили свидетельствованный лист вселенских патриархов об их православии и богословско-педагогическом мастерстве, выданный им в Константинополе [139] . Однако в Москве пожелали лично удостовериться в знаниях братьев Лихудов, и им был устроен публичный диспут с известным философом, литератором, переводчиком Яном (Андреем) Белобоцким. После его успешного проведения 15 марта 1685 года Лихудам в обучение было дано несколько учеников Типографской школы иеромонаха Тимофея, что стало основанием для создания в Москве Славяно-греко-латинской академии – богословского учебного заведения высшего типа, опиравшегося на правила и нормы греческой и западноевропейской системы преподавания [140] .

138

Фонкич Б. Л. Новые материалы для биографии Лихудов // Памятники культуры. Новые открытия. 1987. М.: Наука, 1988. С. 65; Рамазанова Д. Н. Братья Лихуды и начальный этап истории Славяно-греко-латинской Академии (1685–1694): автореф. дис. … канд. ист. наук. М.: ИВИ РАН, 2002. С. 2.

139

РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. Ед. хр. 1619. Л. 514–522; Рогожин Н. М. Обзор посольских книг из фондов-коллекций, хранящихся в ЦГАДА (конец XV – нач. XVIII в.). М.: Ин-т истории СССР, 1990. – 237 с.

140

См.: Рамазанова Д. Н. Богоявленская школа Лихудов – первый этап Славяно-греко-латинской Академии // Очерки феодальной России. Вып. 7. М.: Альянс-Архео, 2002. С. 211–237. Она же. Источники для изучения Итальянской школы Иоанникия и Софрония Лихудов (челобитные учеников и учителей) // Очерки феодальной России. Сб. 13. М.-СПб.: Альянс-Архео, 2009. С. 293–313.