КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)
Шрифт:
— Не остановили бы ту тройку, — замтилъ Черемисовъ.
— Шутъ ее остановитъ, баринъ. Не такія лошади, да и парень не такой посаженъ на козлы.
Вторая тройка дйствительно безпрепятственно пролетла мимо опрокинувшихся и завязшихъ въ снгу саней и только проклятія понеслись ей вслдъ, да кто то грозилъ ружьемъ.
— Пропутаются тутъ съ часъ, потому и супонь, и тяжи лопнули, — замтилъ Скворчикъ.
Усадьба Коровайцева пропала изъ вида, только лай сторожевыхъ собакъ доносился издалека, да кое-гд огоньки мелькали въ деревн.
— Баринъ, — оглянулся на Черемисова Скворчикъ, — откройте головку то барын, не задохлась бы, храни
Черемисовъ приподнялъ съ подушекъ закутанную Катерину Андреевну, а Глафира быстро достала изъ-подъ полы большой ковровый платокъ и ловко, привычными руками накрыла имъ голову барыни, завязавъ концы на ше и запахнувъ пушистый салопъ.
Катерина Андреевна жадно вдохнула въ себя свжій воздухъ и сла, съ ужасомъ озираясъ. Снжная равнина разстилалась кругомъ; рядомъ съ Катериной Андреевной торчало взволнованное, но радостное лицо Глафиры, напротивъ сидла мужская фигура, закрытая до самаго лба медвжьей шубой. Тройка мчалась во весь духъ, и широкія сани, доверху наполненныя сномъ, покрытымъ ковромъ и подушками, ныряли въ ухабахъ или скользили по ровному мсту.
— Боже мой, что это такое? — проговорила Катерина Андреевна. — Гд я, что со мною?
— У хорошихъ людей, матушка вы моя, радость вы наша свтлая, — отвчала Глафира, придерживая барыню за талію поверхъ салопа. — Я тутъ съ вами, Глашка ваша врная тутъ, копье ваше неизмнное, не бойтесь, солнышко вы наше красное!...
— Да что же это такое? — повторила Катерина Андреевна, озираясь. — Меня похитили, увезли силой... Куда меня везутъ?
— Къ хорошимъ людямъ, матушка, къ хорошимъ людямъ.
— Не хочу я, пустите меня, пустите!
Катерина Андреевна рванулась было, но Глафира крпко держала ее поперегъ туловища, а ноги молодой женщины были плотно закутаны полостью.
— Пустите меня! — сильне крикнула Катерина Андреевна. — Спасите, помогите, разбой!...
Скворчикъ сдержалъ лошадей и оглянулся.
— Сичасъ деревня какая то, баринъ, — проговорилъ онъ. — Намъ ее не миновать, а ежели сударыня кричать будутъ, такъ бды бы не вышло. Прикройте ихъ. Ты, ворона, убаюкай барыню то!
Глафира быстро приподняла воротникъ салопа и накрыла имъ голову Катерины Андреевны, а самое ее положила на подушки и ухватила обими руками. Чуть слышно продолжала вскрикивать Катерина Андреевна, а об тройки съ гикомъ, съ посвистомъ гагайкающихъ людей пронеслись деревней, выхали за околицу и понеслись дальше.
Въ двадцати пяти верстахъ отъ имнія Коровайцева былъ постоялый дворъ, гд дожидалась подстава. Совсмъ готовыя тройки ждали уже тамъ и во двор постоялаго перешли вс въ другія сани, осторожно перенесли Катерину Андреевну и не боле, какъ черезъ пять минутъ, похали дальше.
На разсвт похитители и похищенная были въ имніи Павла Борисовича „Лаврикахъ“.
VII.
Задумавъ въ состояніи непрерывнаго „угара“ отъ вина и страсти дерзкое и безумное похищеніе Катерины Андреевны, Скосыревъ даже и не врилъ въ возможность этого похищенія; не врилъ до такой степени, что и не похалъ въ „Лаврики“, а послалъ туда, „на всякій случай“, Матрену и Порфирія, давъ имъ приказаніе принять подневольную гостью, если она, паче чаянія, будетъ, беречь пуще глаза и сейчасъ же послать въ Москву „нарочнаго“ на самой рзвой лошади изо всей конюшни. Сдлавъ это распоряженіе раннимъ утромъ, лежа еще въ постели посл кутежа съ гостями, Павелъ Борисовичъ приказалъ позвать Шушерина.
Долго
— Гд Надька? — крикнулъ Павелъ Борисовичъ, приподымаясь съ постели.
— Батюшка, баринъ вы нашъ высокомилостивый, отецъ вы нашъ и благодтель...
— Гд Надька? — опять крикнулъ Павелъ Борисовичъ, перебивая вступительную рчь своего управителя. — Ты у меня Лазаря тутъ не пой, каналья, а говори прямо, а то я теб задамъ, старой лисиц? Гд Надька?
— Сбжала, батюшка, сбжала!..
Шушеринъ опустился на колни.
— Не казните вы раба вашего, простите вы меня, окаяннаго, нерадиваго, нерадтельнаго! Недосмотрлъ, падзора надлежащаго не сдлалъ и убгла проклятая!... Батюшка, я чмъ свтъ былъ нон у купца Латухина, тамъ ее думалъ найти, — нтути! Найдемъ, батюшка, сыщемъ, своими руками шкуру съ нея спущу!
— Сперва я съ тебя шкуру спущу, старая лисица! — грозно заговорилъ Павелъ Борисовичъ и спустилъ съ кровати ноги, попавъ ими прямо въ приготовленныя на ковр туфли. — Съ тебя я шкуру спущу! Ты что же за дурака меня, что ли, считаешь? Ты думаешь, что я не догадался, въ чемъ дло?
Павелъ Борисовичъ подошелъ къ Шушерину вплотную. Управитель дрожалъ всмъ тломъ и усиленно хлопалъ своими рысьми глазками.
— Ты самъ, каналья старая, помогъ ей бжать, разсчитывая на то, что я охотно уступлю этому купцу твоему состоящую въ бгахъ двку и возьму тысячу двсти рублей, а ты получишь столько же или еще боле, ты такъ думалъ? Ты хотлъ обмануть и одурачить меня?
— Батюшка...
— Молчать! — на весь домъ крикнулъ Павелъ Борисовичъ, и звонкая пощечина огласила комнату. — Я тебя выучу, старый хрычъ, служить мн врой и правдой! Не выйдетъ по твоему, не выйдетъ! Со дна моря достану двку бглую, отдеру, какъ сидорову козу, и отдамъ за послдняго мужиченку! Обманывать меня? Обманывать?
Шушеринъ повалился барину въ ноги и этимъ избжалъ второй пощечины.
— Вонъ! — крикнулъ на него Павелъ Борисовичъ. — Не смть мн показываться на глаза, пока Надька не будетъ найдена! Вонъ!
Шушеринъ поднялся, низко поклонился барину и вышелъ. Власть отъ него не была отнята, и онъ на подчиненныхъ сорвалъ свою обиду, горе, несчастіе. Горько было въ этотъ день дворн отъ расходившагося управителя!
Павелъ Борисовичъ между тмь послалъ въ часть формальное заявленіе о бжавшей двк своей Надежд Игнатьевой Грядиной и указалъ въ бумаг на купца Латухина, который, по его, гвардіи поручика Павла Борисовича Скосырева предположенію, долженъ быть укрывателемъ бглой двки. Описавъ примты бглянки, Павелъ Борисовичъ сверхъ того командировалъ въ распоряженіе полиціи своего крпостнаго человка, лакея Петра, который долженъ признать бглянку, ежели она найдется у Латухина. Мстный приставъ, получивъ заявленіе отъ богатаго, съ громкими связями барина, не замедлилъ сдлать распоряженіе, не положилъ бумагу „подъ сукно“, какъ водилось тогда, а въ тотъ же часъ послалъ отношеніе къ приставу Пятницкой части, въ вдніи котораго находился домъ Латухина; посылая отношеніе, приставъ прибавилъ еще записочку, извщая коллегу, что гвардіи поручикъ Скосыревъ человкъ знатный, богатый. „У самого генералъ-губернатора бываетъ запросто и принимаетъ особъ большаго ранга, какъ равныхъ, о чемъ и считаю нужнымъ предувдомить васъ, товарищъ“, писалъ онъ, между прочимъ.