КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)
Шрифт:
— Невста?
— Да.
— Вы... вы та крпостная двушка, которую выкупилъ Иванъ Анемподистовичъ у Скосырева!
— Да.
Двушка слегка покраснла и потупилась, едва сдерживая улыбку, польщенная тмъ, что произвела такое впечатлніе на помщика, видавшаго, конечно, виды.
Черемисовъ забралъ черный усъ свой въ руку и закусилъ его, понявъ все. Да, онъ понялъ все. Онъ понялъ, что Скосыреву, зная его любовь къ хорошенькимъ женщинамъ, показали другую двушку, показали не настоящую Надю, обманули, а онъ, конечно, настоящую не зналъ, не видалъ никогда, этимъ и воспользовался хитрый Шушеринъ,
Черемисовъ крутилъ усы и не спускалъ глазъ съ Нади, а она стояла нсколько сконфуженная, покраснвшая и еще боле прекрасная въ своемъ смущеніи.
— Выкушайте вина, — предложила, наконецъ, невста.
— Благодарю васъ. Съ вами, если позволите, я выпью, а одинъ не стану, — отвчалъ Черемисовъ.
— Извольте, я выпью немного.
Надя налила въ рюмки малаги и взяла одну рюмку.
— Ну, поздравляю васъ, желаю вамъ счастія, — сказалъ Черемисовъ, чокнувшись съ Надей. — Что-жь, очень вы любите вашего жениха?
— Да.
— Вы гд же съ нимъ познакомились?
Надя разсказала исторію своего знакомства съ Иваномъ Анемподистовичемъ, извстную уже читателямъ.
— И Скосыревъ отпустилъ васъ на волю? — спросилъ Черемисовъ, въ разсянности и волненіи выпивая рюмку за рюмкой то водки, то вина.
— Отпустилъ. Иванъ Анемподистовичъ получилъ уже изъ палаты вольную, и я теперь московская мщанка, а скоро вотъ и купчихой буду.
Надя улыбнулась.
— Да, вотъ оно что! — задумчиво проговорилъ Черемисовъ. — А видлъ васъ когда-нибудь Скосыревъ?
Надя подумала минутку.
— Нтъ, никогда не видалъ. Я вдь была не его, а его покойной тетушки, ему я по наслдству досталась. У тетки онъ не бывалъ, она сердилась на него за его кутежи, за слишкомъ веселую жизнь.
— Увидалъ, такъ не отпустилъ бы, — замтилъ Черемисовъ.
— Почему? — съ лукавою усмшкой спросила Надя.
— Да разв такую красавицу отдастъ кто нибудь добровольно? Доведись до меня, такъ я не отпустилъ бы за вс сокровища міра.
— Вы очень милостивы, сударь, благодарю васъ за похвалу.
Надя улыбнулась.
— Отпустили бы и вы, если-бъ узнали, что ваша крпостная любитъ не васъ, а другаго. Зачмъ она вамъ, ежели сердцемъ то своимъ она вамъ не принадлежитъ уже? Для тиранства, для муки не оставили бы, если душа есть.
— О, тутъ все забудешь! Я вымолилъ бы у нея любовь или силой взялъ бы, а ужь другому не уступилъ бы ни за что. Я такихъ, какъ вы, не видывалъ и среди барышень.
— Благодарю васъ, но признаю сіи слова за комплиментъ.
— Клянусь вамъ, что я говорю правду! Вы поразительно хороши!.. Скажите, вы учились гд нибудь, воспитывались? Кто былъ вашъ отецъ?
— Отецъ мой былъ дворовый человкъ, а матушка жила при господахъ въ ключницахъ. Наша
Въ эту минуту дверь въ залу отворилась и вошла Маша съ блюдомъ, на которомъ дымился горячій ароматный пирогъ. Подойдя къ столу, Маша бросила бглый взглядъ на Черемисова и слабо вскрикнула, чуть не уронивъ блюдо. Не смотря на штатское платье, она узнала Черемисова, — хорошо врзалось ей въ память его красивое характерное лицо въ тотъ вечеръ, когда ее приводили къ Скосыреву.
— Что съ тобою, Маша? — спросила Надя.— Ты поблднла, дрожишь... Маша, не угорла-ли ты, милая, въ кухн?
— Нтъ, она не угорла, — отвтилъ за двушку Черемисовъ. — Она узнала меня, какъ узналъ ее я, но... но только я знаю ее за крпостную Павла Борисовича Скосырева, Надю, которую выкупилъ на волю купецъ Латухинъ. Ее приводили къ помщику Скосыреву въ то время, когда я былъ у него.
Надя поблднла, какъ полотно, и безсильно опустила руки.
— Не бойтесь! — подошелъ къ ней Черемисовъ. — Я васъ не выдамъ. Я сразу понялъ, въ чемъ тутъ дло, лишь только вы назвались мн невстой Ивана Анемподистовича. Не бойтесь!
— Вы... вы знакомый Скосырева? — чуть слышно спросила Надя.
— Я его другъ, у него и познакомился съ вашимъ женихомъ. Не разсказывалъ ли вамъ вашъ женихъ о гусарскомъ офицер, который способствовалъ тому, чтобъ васъ отпустили на волю?
— Да, да, говорилъ. Офицеръ привезъ Павлу Борисовичу какую то радостную всть, и Павелъ Борисовичъ немедленно приказалъ выдать мн вольную.
— Офицеръ этотъ былъ я, — сказалъ Черемисовъ.
Надя съ мольбой протянула къ нему руки.
— Такъ не выдавайте же меня, не погубите! Боже мой, я ничего не знала, я вышла къ вамъ, какъ къ постороннему, намъ сказали, что пріхалъ какой то помщикъ изъ узда.
— Не бойтесь, — повторилъ Черемисовъ. — Вы почему же медлите свадьбой и не внчаетесь? Обвнчанную васъ не отнимутъ, а вдь теперь можно еще.
— Да. Иванъ Анемподистовичъ отложилъ свадьбу до „красной горки“ потому, что у него умеръ родной дядя, и до масляницы не выйдетъ еще шести недль посл смерти дяди этого.
Черемисовъ налилъ рюмку водки и залпомъ выпилъ ее.
— До „красной горки“ вы свободны, — проговорилъ онъ и прошелся по комнат. — До „красной горки“, то есть мсяца два еще. Ахъ, Надя, Надя, какая у меня мысль мельнукнула сейчасъ въ голов?
— Какая? — встрепенувшись, спросила Надя. Ей подумалось, что этотъ хорошо выпивающій баринъ, подъхавшій на извощичьихъ лошадяхъ, не прочь взять денегъ за свое молчаніе.
— Какая вамъ мысль пришла въ голову? — повторила она. — Можетъ, вамъ деньги нужны?
Черемисовъ нахмурился
— Вы глупости говорите! — рзко отвтилъ онъ. — Гусаръ Черемисовъ за деньги не покупается и не продается. Я вотъ пріхалъ къ вашему жениху денегъ занять подъ вексель, онъ даже общалъ мн, но я теперь, посл того, что узналъ тутъ, и не стану просить и не возьму... Не это пришло мн въ голову, совсмъ не это.