La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Мы этого не знаем, чика. Пока они не выяснили отношения, поставим все на паузу. Пусть детка выносит ребенка, родит и успокоится. Мы ведь ей поможем. Жень? Не нагнетай, не нагнетай. И потом, возможно…
— Он погиб, Сережа? — шумно выдыхаю и костяшками своих пальцев провожу по его теплой коже. — Его убили… Убили молодого парня. Или… А если он попал в плен? Или все-таки они окончательно расстались… Этот вариант мне больше нравится, если честно. Не хочу думать о плохом. Понимаешь?
Муж сильно вздрагивает и, повернув на несколько секунд ко мне лицо, губами трогает мои блуждающие рядом с ним пальцы. Сережа целует кончик указательного, облизывает
— Прекрати, — пытаюсь вытащить конечность. Пока я рассуждаю о серьезных вещах, Сергей думает, как, впрочем, и всегда, о плотском. Выкручиваюсь и настойчиво тяну руку на себя. Однако теперь это становится весьма проблематичным, потому как Смирнов прикусывает мякоть и бьет кончиком языка по пульсирующей, наполнившейся кровью, упругой выпуклости. — Сережа-а-а-а… — непроизвольно, похоже, в силу исключительно животных инстинктов облизываю губы и свожу вместе бедра. Потираю внутреннюю часть, амплитудно ерзаю в своем кресле и все-таки закидываю ногу на ногу. Смирнов хмыкает и выпускает мою руку, затем, сверившись с зеркалами и убедившись в отсутствии живых помех справа и слева, включив какие-то мигающие огоньки, видимо, аварийные сигналы, тормозит возле посадочного тротуара.
— Что ты делаешь? — рассматриваю обстановку за окном и ничего не вижу, вероятно, испытывая нехороший зрительный эффект от пошлых действий Сережи.
— Иди ко мне, — он отстегивает сначала свой ремень безопасности, а затем, не глядя вниз, отщелкивает карабин моей лямки.
— Ты что? — выпучиваю глаза, в то время как Смирнов тянет меня через консоль к себе на колени. — Смирно-о-о-в, — скулю, но все же раздвигаю ноги. Обхватываю его внизу, а руки забрасываю за мужскую шею.
— Теперь поговорим, несвободно свободная кубинка? — пальцами песочит мочки моих ушей, одновременно с этим приближая свое лицо ко мне.
— М-м-м, — пытаюсь отклониться. — Не напирай. Там люди ждут, у нас нет времени на эти игры.
— Недотрогу строишь? — язвит Сергей.
— Я тебя сейчас ударю, милый! — дергаюсь на его коленях, своей промежностью задевая чрезмерно возбужденный пах.
— Ударь! — ухмыляется. — Одни угрозы, шипение и наигранная ненависть… Любишь же, чикуита?
— Наигранная? — цепляюсь за выдуманный, как по мне, эпитет.
— Ты играешь, Женька! Строишь недотрогу! Изображаешь обиженную женщину, хотя давно меня простила и жаждешь ласки и внимания. Так я окажу ее — нет проблем! Что-то от четырех проведенных пар я членом застоялся…
— Я ударю, Серый, ей-богу, если ты не прекратишь! — рычу, руками упираюсь в мужские плечи и выгибаю спину в попытке вывернуться и слезть с колен сильного в несколько раз относительно моей физической составляющей взбудораженного близостью мужчины. — Поехали! Дома сексом займемся, там членом и разойдешься…
— Обещаешь? — Смирнов сжимает мою талию и не позволяет ни одного лишнего движения. — Давай, революционерка! — дергает, как живую куклу. — Обещай, клянись, божись, будь верна идеалам своей партии. Ну?
— Да… — шевелю губами и прикасаюсь к его щеке резким, как будто жалящим или клюющим поцелуем.
— Ура, ура, ура-а-а-а! Я все-таки своего добился… — плотоядно скалится, а затем тянется за поцелуем в мою шею…
— Как твои дела? — пока застегиваю свои босоножки, разговариваю с сидящей на диване в танцевальной раздевалке Дашей.
Бледненькая, похудевшая, как будто изможденная девочка внимательно следит за мной.
—
— Плохо себя чувствуешь, детка? — встряхиваю ноги, поднимаюсь и одергиваю свою одежду. — Приболела?
— Есть немного, Женечка. Омлет стоит вот здесь, чересчур противно! — поднимает руку к шее под самый подбородок и показывает точное месторасположение еды, от которой, видимо, у Дашки стойкое несварение. — Уже вечер, время ужина, а я даже не обедала. Не смогла ничего пропихнуть внутрь. Все идет незамедлительно наружу, что не попробую. То запах бесит, то вкус претит. Боже мой, я очень есть хочу, но не знаю, чем можно из более-менее съедобного отравиться. Это мои расшатанные нервы. Теперь вот еще пищевое расстройство внезапно обострилось.
— Давно?
— Не знаю. Не заметила, когда. Но, — Дашка громко и очень жалобно стонет, — не могу так больше, еле ногами передвигаю.
— Ты, — шепчу и глазами указываю на низ ее живота, — нет? Не это… Понимаешь? Может быть…
Даша громко всхлипывает и закрывает двумя руками раскрасневшееся лицо.
— Детка-детка, — быстро подскакиваю к ней, присаживаюсь у ее сильно сведенных вместе ног и пытаюсь оттянуть импровизированную маску из маленьких, но вытянутых худых кистей. — Я ерунду спросила? Что ты? Или все-таки права? Господи! А Оля знает? А Ярослав? А папа?
— Я не беременна! — она почти бросается на меня, обнимает и шепчет в ухо. — Не беременна, не беременна, тетя… Если бы, если бы… Я так молю об этом! Конечно, мамочка все знает. Я больше не стану… — Даша резко замолкает и странно застывает в своих движениях.
— Что? — тем же мягким шепотом ей в ухо задаю вопрос. — Что не станешь, дорогая?
— Ничего! Не обращай, пожалуйста, внимания, — она вдруг отстраняется, почти отталкивает меня, и быстро вскакивает на ноги. — Идем? — сквозь слезы улыбается и даже невысоко подпрыгивает, бодрится и наигранно хорохорится. — Улыбаемся, родная. Где наша яркая улыбка, тетя? Там ведь твой Сережа ждет и уже немножечко волнуется. Помни, что это не генеральный смотр или чемпионат, а просто ваш с ним вечер. Он забронировал зал, Женечка. Исключительно для вас, в ваше полное распоряжение. Мы немного с вами потанцуем, а потом…
— Спасибо, рыбка, — целую ее в щечку и тут же вытираю след своей помады. — Прости-прости.
— Не страшно, тетя, — Даша двумя пальцами растирает кожу и убирает мой «губной налет».
Господи! Ну, что это будет за танцевальный вечер? Эти уроки танго, на которые муж необдуманно несколько лет назад подписался просто для того, чтобы потешить любимую племянницу, на самом деле оказались необыкновенным настоящим увлечением, избавиться от которого не так-то просто. Он втянул меня и обрек совместными занятиями на непраздное времяпрепровождение по вечерам или все же я не сильно рьяно этому сопротивлялась и позволила затащить себя в секту любителей аргентинского танго. Вся здешняя обстановка, светло-коричневый паркет, мягкая обувь, элегантная одежда, танцевальный запах, Дашкино любезное и внимательное преподавание, а также ее редкие мастер-классы или показательные выступления с профессиональными партнерами, видимо, произвели на меня неизгладимое впечатление и я, как говорят, втянулась. Втянулась основательно, но не для выступлений, словно тут намечается гранд-финал с огромным денежным призовым фондом, а исключительно для своего удовольствия.