La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Яр… — она поскуливает и как будто пятится назад, сползая по моему телу, словно вниз по лестнице спускается с вот только-только покорившегося пика назад. — Не надо об этом… Рано, и потом, наши детки очень маленькие, я, наверное, не смогу. Мало опыта и…
— Я пошутил, но…
— Давай, если ты захочешь, — со слабым писком начинает говорить, — годиков через…
— Не будем пока об этом думать? М, кумпарсита? Такой для всех отличный вариант. И потом, должны хотеть двое — ты и я, мой половой партнер и спутник по кровати.
— Я ведь не отказываюсь, мужчина. Просто мне нужно время на восстановление и…
— Так что там по поводу твоей чудной
— Дурак! — бьет кулачком в плечо. — Это вообще тут не при чем! Ты хоть знаешь, когда он зашкаливает, что с женщиной происходит?
Не знаю! Не уверен! Видимо, забыл! Но впечатлен тем, что она, похоже, в курсе. Где я слышал это слово, что так неосторожно в разговор ввернул?
— Убираю первое предположение. Тогда, пожалуй, серотонин? Кушаешь бананы, макароны и повышаешь уровень гормона счастья? Или это…
— Ты, блин, меня достал, — шипит и впивается в бочину пальцами. — Разорву, Ярослав!
— Так бы сразу и сказала. Тестостерон, ребята. Я узнал его всплеск по агрессивной форме изложения и брызжущей слюне. Это, по всей видимости, только он. Еще адреналин, наверное! Стрессуешь, аргентинка? Желаешь любимого сожрать?
— Ты ведь первый начал, товарищ Горовой, — хихикает и носом проводит по моей груди.
— Хочешь небольшую рекомендацию?
— Валяй, любимый.
— Пока находишься в декрете, напиши словарь личной фени, чтобы я тоже понимал, когда ты шутишь, когда серьезно говоришь, а когда надменно издеваешься. Мол, мой недалекий муж…
— Тебе, — уперевшись одной ладошкой в мою грудь, приподнимается и смотрит мне в лицо, — все станет ясно по моему тону голоса. Толковость выражений не нужно понимать.
Как животину тренирует, заставляя децибелы различать?
«У-у-у, мерзавка!» — порыкиваю и резцами несильно прихватываю кончик ее дергающегося в какой-то странной экспрессии носа.
— Ай-ай-ай! — отмахивается, прячется и еще ниже опускается, своей щекой лаская мою грудь.
— Стоп-стоп, давай-ка, рыбка, хвостиком назад! — останавливаю ее движения. — И все же, мне очень интересно, как твои успехи в тренируемой дальнозоркости? — теперь целую обводок, видимо, специально открытого для этих целей ушка. — Что видишь на горизонте, на котором сосредоточилась уже битых полчаса?
— Ничего не вижу, к тому же, ты меня этим, — пытается сбросить с себя мою руку, — отвлекаешь. Наверное, надо бы проверить зрение. Ярослав, прекрати, — пытается привстать, но я не отпускаю.
— Там просто ничего нет, женщина. Не выдумывай. У тебя зоркий глаз. Настолько зоркий, что даже страшно иногда.
— Это еще что означает?
— Только то, что у тебя стопроцентное зрение и нет проблем с четкостью изображения. Не крутись, все равно не отпущу.
— Интересно, как там наши дети? — Даша возится, локтями упирается мне в живот, проталкивает свои ноги между моими немного разведенными по сторонам, укладывается удобнее и, обхватив мою правую ладонь, мирно покоящуюся у нее под грудью, перемещает как раз на свое оголенное полушарие. — Приласкай и поцелуй меня, — она ерзает попой там, куда сейчас не следует вообще соваться, а не то, что необдуманно и так прилившую кровь к члену своими ягодицами на полную мощность разгонять, и тут же поворачивает ко мне лицо с уже
— Хочешь ласки, женщина? — ухмыляюсь.
— Издеваешься, мужчина? — рыбка приоткрывает один глаз и с пренебрежением вздергивает верхнюю губу. — Напрашиваешься на бабулин способ?
— Он ей помогал добиться полового снисхождения со стороны твоего деда? Пощечина способна чудо сотворить и вздернуть член, как мачту? Кроме силовой отдачи, думаю, больше ничего в ответ не прилетит, жена. А что, если я не хочу тебя, рыбка? Пропало желание, своим нахрапом ты оскопила меня. Мы устали с парнем дарить усладу твоей киске, войди — а здесь без пошлости, любовь моя, — в сложившееся положение и потерпи хотя бы до третьего звонка в обеденную, послеполуденную сентябрьскую жару. После супа я возьму тебя на этой же площадке, всматриваясь тоскующим за какой-нибудь утратой взором, полосуя ничего не давший аргентинке горизонт, непрерывно удаляющийся и доказывающий этим, свою недостижимость, призрачность, так называемую почти фантомность. Каково? План годный, кумпарсита? Такой фасон берешь?
— Ты сам понял, что наворотил, товарищ? Я любви хочу. Хочу, хочу, хочу, — приподнимается и громко шепчет в ухо, — трахаться… Понимаешь?
— Я чувствую романтику этого места, а ты? Только плотское и низменное в мозгах рисуешь? Что это за «трахаться» из женских нежных уст? Да уж, курсы даром не прошли. Фи-фи, этакая пошлость… — по-дьявольски смеюсь.
— Короче, все? Ты издеваешься? С сексом завязали, я полагаю? Пачка с резинками как-то слишком быстро истощилась, не находишь, милый друг? Или ты сдулся плотью, мужичок? Я приложу ручную силу и отстегаю по щекам этого мужчину. Бабушка — мудрый и счастливый человек. Так что… Заодно и проверим, Ярослав, каких бонусов получит ею переданная мне по наследству для щетинистой мужской щеки увесистая оплеуха. Чего ты хочешь, чего желаешь добиться, м? Заставляешь меня умолять тебя? А? — она шурует под собой и, без сомнений, в нужном направлении задевает мой член. Одной рукой обхватывает ствол, очень медленно, почти пытая, сжимает и, натягивая кожу, полностью «оголяет» меня. — Хм… Так в чем тут дело? С тобой уже все ясно, муж! Какие есть проблемы, несговорчивый на ласку человек? Что мне нужно делать? Подчиниться или подчинить? Я могу и жестче, стоит пару раз забыть про зубы, и…
— Обойдусь! Жесть не люблю. Занятие любовью, кумпарсита…
Она перебивает молча, только издевательски закатив, демонстрируя белки, свои глаза.
— Подумай лучше, злой мужчина. Могу и отлупить. При случае… Вижу-вижу по глазам, — она проводит пальцами по моей скуле, — что хочешь жестче.
— Не хочу!
Мать твою! Да кем я только не был! Она все эти прозвища на ходу рожает? Плодовитая малышка на щадящий и не жалящий подъ.б для мужика. В кого она такая? Хотя… Там вся семья смешными прозвищами живет и не гнушается:
«Одалиска — мать, жена, она же Несмеяна, смешная ХельСми для младшего Смирнова и ласковая „душа моя“ — персонально, лишь для Алексея»;
«Сережина чикуита, чика, кастроитянка, островитянка, революционерка, команданте, кубинка, шоколадка… И, конечно, Эухения!» — крутое имя, между прочим, которое жутко бесит Женю, а мне вот кажется, что ей этот испанский вариант очень идет. К лицу кубинке такой себе транслит грозных предков-конкистадоров. Она ведь наполовину иностранка, занесенная добрым ветром из Гаваны, что на Острове Свободы в Атлантическом океане.