Лето с чужими
Шрифт:
Закончив рассказ, я еще раз поклонился им, едва не касаясь лбом пола.
Родители молчали.
На подушке валялись разбросанные карты.
Я не мог поднять на родителей взгляд. Опять возникло предчувствие: взгляну я на них, а передо мною — жуткие монстры. Я вздрогнул.
— Вот как... — тихо произнес отец.
— Да уж... — Голос матери сделался грустным. — Я так и знала, что долго это не продлится.
Но даже теперь мне хотелось исчезнуть, не поднимая головы.
— Делать нечего, — сказал
— Да. Недолго это длилось, но ты даже не представляешь, как мы счастливы: столько теперь будет воспоминаний...
— Ну что, пошли?
— Куда? — Я невольно взглянул на отца.
— Куда-куда... Есть сукияки. В такую жару да в прохладе... вот поедим-то.
— Что, серьезно?
— Разумеется, серьезно, — заплакала мать. — Ведь расстаемся. Куда уж серьезней.
В вечерних сумерках мы втроем шли к воротам Каминаримон. На перекрестке Международной улицы был ресторан. У входа на маленьком вертеле жарили печень угря.
— Может, съедим по одной? — остановился отец.
И тут я понял, что от самого дома мы шли молча.
— Хорошая мысль, — оживился я. — Три штуки, пожалуйста.
— Перед сукияки? — возмущенно сказала мать. В ее голосе по-прежнему слышались слезы.
— Чего скупиться? Вон ему нужно отъедаться. Неужто неясно?
— Это вкусно, мама.
Я передал ей один вертел.
— Спасибо.
На ходу ели мы печень угря. Разговор опять оборвался.
Чтобы как-то разрядить ситуацию, отец остановился опять:
— Кстати...
— Что? — Я попытался сделать лицо повеселее.
— Там пирожки продают. Купи один пакет.
— Хорошо, идите вперед. Я догоню. Вернувшись назад, я купил пакет пирожков, выпеченных в форме божков [21] .
Дожидаясь сдачи, оглянулся — они так и не сдвинулись с места. Ждут. Будто вернулся в детство — делаю покупку под надзором родителей.
Все верно. После расставания со мной у родителей больше не будет Асакуса. Выходит, и я сегодня с ней прощаюсь. А отец просто хочет прикоснуться к воспоминаниям. Я подбежал к родителям и крикнул:
21
Имеются в виду вафли с рыбной начинкой, выпекаемые в специальных формах.
— Отец, может, тогда и сэмбэй [Сэмбэй (яп.) — тонкое сухое печенье их рисовой муки], что на углу ресторанчика суси.
— Давай.
— Я быстро — подождите, ладно, мам? Однако там все уже распродали.
— Ну почему именно сейчас? — вырвалось у меня. Я побежал обратно. В людском потоке родители смотрелись неказисто.
— Представляете, все продали. — Несмотря на свой возраст, я произнес эту фразу, будто школьник.
— Ничего не поделаешь, — словно опомнившись, буркнул
Мать просто смотрела на меня.
— Тогда пройдем по торговому ряду [Торговый квартал Накамисэ в районе Асакуса — самый старый в Японии торговый квартал, основанный в конце XVII — начале XVIII веков]. Помолимся в храме, потом пойдем ужинать.
— Было бы неплохо, — с досадой в голосе проговорил отец. — Да только ничего не выйдет. Нам туда ходу нет.
— А я хотел помолиться богине Каннон...
Мать всплакнула. Она ссутулилась, и уже ничем не походила на бодрую картежницу.
Я буквально проглотил чуть не сорвавшуюся с языка фразу: «Все, больше никаких, никаких расставаний. Приеду опять, мама... »
— Ну что, пошли? — сказал отец.
— Говоришь, сукияки? Ну так поедим, шиканем.
— Прошу! — встретил нас у входа гулким голосом семидесятилетний старик.
— Нас трое.
— Вас трое. Пожалста.
Подбежал толстоватый и светлолицый метрдотель лет сорока-пятидесяти.
— Добро пожаловать. Будьте любезны, сюда.
Большой зал разделяли несколько низких перегородок, за каждой — столик со встроенной газовой горелкой. Виднелись свободные места. На четырех столах из кастрюль поднимался пар.
«Хорошо, что народу немного», — подумал я. Будь теперь зима, перепившие соседи наверняка бы падали, снося оградки в переполненном зале. Но летом здесь душно даже при работающем кондиционере.
Отец с матерью уселись за столик спиной к стене, я расположился напротив. Заказали пиво и три самых лучших комплекса.
— Позже закажем еще мяса и овощей.
— Заказывайте, не стесняйтесь. А пока — пиво.
На лбу вставшей с колен официантки выступил пот.
— Вряд ли мы закажем что-либо еще, — уныло сказала мать.
— Брось, чего стесняться.
Отец как воды в рот набрал.
— Да мы столько не съедим... — начала было мать.
— Тебя никто и не просит. Вот он после каждой встречи с нами продолжает тощать. По нему, правда, не заметно. Но он устал.
— Я и сама знаю.
— Тогда не мешай человеку набираться сил.
— Я не для себя, а для вас.
— Ты это... брось прикидываться бодряком. Слышишь? На людях об этом не скажешь, но мертвецам без толку есть мясо. Мы вон давеча уже подкрепились.
— Но ведь вкусно, правда?
— Так-то оно так.
— Тогда поедим досыта.
— Кто нас еще так угостит, кроме тебя? Ладно, приступим.
Принесли пиво.
— Хозяюшка, — сказал отец, — на кого мы похожи?
— На мужа и жену?
— Это правильно. Мы на пару — да. А вот с ним? С ним как мы смотримся?
— Знакомые?
— Что значит — знакомые?
— В смысле, вы — повар или в этом роде.
— Ясное дело.
— Но сегодня вас пригласил знакомый.
— Верно.