Летописцы летающей братвы. Книга третья
Шрифт:
До местного аэродрома было рукой подать. Водитель лихо подрулил к длинному и обтекаемому, как веретено, самолёту с огромными красными цифрами на фюзеляже, мы вышли из машины, и техник, шагнув навстречу командиру, доложил, что самолёт к взлёту готов.
– Значит, так, – пожав ему руку, проговорил Ивлев. – Я минут на пятнадцать заскочу на КДП, а ты, Михайлыч, объясни великовозрастному курсанту, что к чему. С учётом, что это его первый ознакомительный полёт на данном типе.
«Михайлыч», парень лет двадцатипяти, вежливо и хитро улыбнулся, словно хотел сказать: разыгрываешь, командир, в нашей Каче таких не держат.
Ивлев
И сразу повеяло юностью. На меня с любопытством глядели десятки знакомых и незнакомых приборов, рычагов и переключателей, контрольных табло и лампочек. Ноги сами легли на педали, а ладонь по привычке ухватилась за ребристую ручку управления. Но не приборная доска, усыпанная измерительной аппаратурой, поразила меня, не ощущение от прикосновения к рычагам газа. Я был раздавлен непередаваемым, специфическим, агрессивным запахом, создаваемым всем этим великолепием. Возможно, я гиперболизирую, но твёрдо убеждён в том, что каждый летательный аппарат имеет свой неповторимый запах, уловить который можно с закрытыми глазами. Всё равно, как среди миллионов женщин ты безошибочно определяешь запах возлюбленной.
– Всё понятно, командир? – подгоняя по моему росту пристяжные ремни, спрашивал между тем техник.
– В принципе – да. Только проинструктируй меня, приятель, как пользоваться аварийным покиданием самолёта.
– Да нет ничего проще. Принцип остался тот же: ставишь ноги вот на эти подставки, – показал он скобы, слитые с креслом, – прижимаешься затылком к спинке, отбрасываешь с подлокотника предохранительный рычаг и нажимаешь на гашетку. Понятно?
–До слёз! – принял я его игру.
– Если успеешь, можешь пожелать себе счастливого приземления, – пошутил старший лейтенант. Он, конечно, не знал, что я по образованию профессиональный лётчик, и разыгрывал меня, как простого обывателя. Авиаторы любят пугать народ «воздушными ямами».
– Об этом можно подумать и до раскрытия парашюта, – бравировал я, но где – то в глубоком подсознании сверкнула тревожная мысль о самосохранении.
– Ну, что, готов? – прервал нашу словесную дуэль Ивлев. – Тогда вперёд! Подгоняй АПА.
Он привычно занял рабочее кресло, щёлкнули привязные ремни на его груди, задвигались органы управления в проверке, запели и засвистели на разные лады умформеры.
– Сумку мою подай, – попросил я весёлого техника, чуть не забыв на земле свой шанцевый инструмент.
– Как меня слышишь? – раздался в наушниках голос Ивлева.
– Нормально, командир, – словно прилежный курсант, ответил я. – К полёту готов.
Взяв нижнее «До», турбины силовой установки начали набирать обороты. Это неуклонное повышение октавы знакомо каждому, кто летал на реактивных самолётах. Но редко кому из пассажиров приходилось наблюдать в такой момент за показаниями приборов.
Через несколько минут с разрешения руководителя полётов мы вырулили на полосу, проверили работу двигателей на максимальных оборотах и, отпустив тормоза, начали стремительный разбег. Более волнующего момента не бывает. Всё остаётся позади, сдуваемое с плеч встречным потоком свирепого воздуха, всё подчинено
Волнуясь, я мягко держался за ручку управления, наблюдал за ростом скорости по прибору и ждал момента отрыва. Как всегда, он наступил неожиданно. И сразу стихли земные звуки, словно за тобой закрылась дверь штамповочного цеха. Мягко щёлкнули замки, фиксирующие уборку шасси, и весёлый звон турбин запел нам бесконечную песню о красоте полёта.
Отработав связь с диспетчером, Ивлев развернул самолёт на север и лёг на заданный курс. Справа по борту серебрилась широкая и раздольная Волга, окаймлённая изумрудным ожерельем прибрежных лесов, слева – просторные степи, изрезанные буераками и глубокими оврагами и усыпанные сёлами, деревнями и станицами.
Мы летели на эшелоне 1200 метров, чуть выше над нами величественно и неторопливо проплывали шапки кучево-дождевых облаков, но болтанки не было. Самолёт скользил в атмосфере, как нож по мягкому маслу. На моих коленях лежала полётная карта – пятикилометровка, по которой я вёл детальную ориентировку. На ней я заранее отметил населённые пункты, где родились и жили когда – то мои родители: Камышин, Петров Вал, Котово, Серино. Не знаю, какие чувства мной руководили, но я физически ощущал необходимость побывать в местах, где прошли детство и юность моих предков.
Перспектива была прекрасной. Населённые пункты, как в киношной камере, наплывали на меня по мере их приближения. Однако, как я ни вглядывался, кроме небольшой речки Иловли, где по рассказам отца, он ловил рыбу, Быково да Котово, другого не узнал.
– Как себя чувствуешь? – отвлёк меня от занятий голос командира.
– Нормально, – и постучал по ручке, прося разрешения попилотировать самостоятельно.
Двойное управление на учебном самолёте чётко передавало тайные сигналы, усвоенные ещё со времён училища. По внутренней связи просить об этом деликатном деле я не решился. Знал, что самописцы, установленные на борту, добросовестно фиксируют каждое слово. Случись предпосылка к лётному происшествию, – и компетентная комиссия по её расследованию непременно сделает вывод, что она произошла в результате передачи управления постороннему лицу. Мне не хотелось подставлять Ивлева по возможным пустякам.
Ивлев хмыкнул, но просьбу понял:
– Ну – ну, давай.
И я почувствовал, как давление на ручку управления ослабло.
Осторожно, как малыш, делающий шаги впервые в жизни, я сделал крен влево и вправо, вниз и вверх, и, послушно слушая моих указаний, истребитель выполнил заданные параметры. Я осмелел и выполнил змейку, сохраняя курс и высоту полёта. Получилось неплохо. Обнаглев и прочувствовав машину, я заложил крен градусов под шестьдесят. Так, по крайней мере, мне подсказали показания авиагоризонта.
Ивлев никак не реагировал на эти шалости. Что ещё можно было выполнить, не меняя режима полёта? Это не зона для отработки техники пилотирования. Впрочем! И я уже намеревался сделать управляемую бочку, но во – время одумался: моя репортёрская сумка с вложенной в неё фотокамерой, блокнотом и туалетными принадлежностями пошла бы гулять по кабине.
Ивлев запросил Бекетовку о подходе и условиях посадки и решительно взял управление на себя. Всё! Праздник кончился.
На стоянке Ивлева встречал командир полка, заместитель командира по политчасти и инженер. Обменявшись рукопожатиями и представившись, я и замполит уединились.