Левиафан
Шрифт:
К моменту, как в гостинице все подготовили, багаж разложили, а еду заказали в ближайшей таверне, успели опуститься сумерки.
Андрадо и его солдаты больше пили, чем ели. Хадсон уплетал говяжью грудинку, как голодный медведь. Профессор и Мэтью распробовали нечто, похожее на хлеб с начинкой из помидоров и острых кусочков мяса. Камилла ограничилась тарелкой куриного супа. Блэк сидел как можно дальше от всех остальных, кутаясь в свой черный плащ и обгладывая свиную отбивную. Мэтью оставалось только гадать, представлял ли он Доминуса с собой за одним столом — потому что компаньоном этого существа, которое язык не поворачивался назвать человеком, мог быть только призрак.
Таверна заполнилась
Рассвет встретили без происшествий. При ярком утреннем свете Мэтью оставил Хадсона спать в их комнате, а сам вместе с Камиллой и Андрадо снова двинулся по улицам в сторону конторы Оттавио Менегетти. Служащий в гостинице объяснил, как добраться до района Дорсодуро и улицы Калье-Форно. По пути Мэтью счел Венецию очаровательным городом — не только благодаря богатой архитектуре, но и из-за кипящей вокруг жизни. Вдоль улиц располагались всевозможные магазины. Таверны пестрили вывесками на каждом углу. Рабочие на строительных лесах ремонтировали старые здания или красили новые в яркие желтые и красные тона. Туда-сюда сновали телеги, груженные ящиками и бочками. Местные щеголи и дамы в роскошных нарядах прогуливались по улицам. Несмотря на то, что день только начался, богачи уже вышли из своих домов, чтобы продемонстрировать свои высокие парики. Танцоры кружили на площадях, подбрасывали вверх свои треуголки и приподнимали их, чтобы поймать звонкую монету от неравнодушных прохожих. Уличные музыканты со скрипками, трубами, барабанами и цимбалами наполняли Венецию приятным разномастным шумом. Вокруг бегали собаки, радостно тявкая и отскакивая, когда случайный венецианец время от времени опрокидывал из окна на улицу корыто с водой.
Андрадо едва не принял нежелательную ванну, но Мэтью вовремя заметил, как пожилая женщина выставила в окно ведро в нескольких шагах впереди и успел вовремя вытащить капитана из-под удара. В благодарность он получил лишь каменное выражение лица. Впрочем, другого выражения у этого человека не водилось.
Мэтью отметил еще одну разницу между Венецией и Нью-Йорком: запахи. В Нью-Йорке пахло свежесрубленной древесиной, морем и, к сожалению, конским навозом, от которого морщился нос. В Венеции же, казалось, все женщины и мужчины пользовались духами. Также здесь гуляли ароматы специй и цветов, которые продавали уличные торговцы. Запах здесь был гораздо приятнее, пока каналы находились в отдалении, а затем… опять начинало пахнуть конским навозом!
Если здание гостиницы напоминало слоеный пирог, то двухэтажное белое каменное строение с латунной табличкой у двери, на которой было написано «Meneghetti e Associati», казалось свадебным тортом с замысловатыми орнаментами вокруг окон, затененных темно-зелеными навесами под крышей, а по четырем углам остроконечной крыши стояли статуи женщин, разливавших вино из перевернутых ваз.
Прежде чем войти в здание, Андрадо что-то сказал Камилле по-испански, и та любезно перевела Мэтью:
— Капитан говорит, что этот человек, должно быть, богат, как губернатор.
В прохладном вестибюле с мраморным полом по обеим сторонам висели прекрасные картины с изображением виноградников. За столом сидела молодая и очень привлекательная женщина. При приближении незнакомцев она оторвала взгляд от письма, которое писала гусиным пером, и первым делом посмотрела на испанского
— Мы хотели бы видеть синьора Менегетти, — сказала Камилла по-итальянски.
Молодая женщина что-то ей ответила, и Камилла перевела для Мэтью:
— Говорят, он никого не принимает без предварительной записи.
— Скажите ей, что нам очень важно поговорить с…
— Англичанин?! — перебила женщина. Ее лицо мгновенно смягчилось, а глаза заблестели.
— Да, англичанин, — подтвердил Мэтью.
Женщина кивнула и снова заговорила с Камиллой, прежде чем встать со стула и пройти в дверь за столом. Камилла обратилась к Мэтью.
— Она сказала, что посмотрит, что можно сделать, хотя, разумеется, синьор Менегетти очень занят. Она говорит, что здесь редко бывают англичане, и синьор Менегетти может захотеть с вами встретиться.
— Что ж, слава Англии, — сказал Мэтью. — Надеюсь, это нам поможет.
Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась, и молодая женщина жестом пригласила их следовать за ней.
Они поднялись по лестнице в коридор, выложенный сотнями разноцветных глиняных плиток, подчеркивающих богатство торговца. Наверху лестницы располагалась еще одна дверь, ведущая в коридор, устланный красным ковром. Там было еще множество других дверей, одна из которых в дальнем конце была отмечена второй латунной табличкой с именем О. Менегетти. Женщина постучала в нее, изнутри раздался мужской голос:
— Входите.
Женщина открыла дверь в большой кабинет с белыми стенами и балконом справа, с которого открывался вид на улицу внизу и ближайший канал под мостом Видаль. Напротив двери, на богатом красно-золотом восточном ковре, стоял огромный дубовый стол, за которым сидел его владелец перед книжным шкафом.
Менегетти встал, когда вошли посетители.
— Avanti, avanti[25], — сказал он, жестом приглашая их войти с улыбкой на добродушном загорелом лице, хотя Мэтью заметил, что его улыбка слегка померкла, когда он скользнул взглядом по капитану Андрадо. На вид ему было чуть больше пятидесяти, его темно-каштановые вьющиеся волосы спускались ниже плеч. У него были напомаженные усы и козлиная бородка, обрамлявшая довольно крупный подбородок. На нем красовался светло-коричневый костюм с медными пуговицами на пиджаке, белая рубашка и галстук с коричневым узором, украшенный золотой булавкой.
Менегетти обратился к помощнице, та вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.
Хозяин кабинета повернулся к Мэтью.
— Англичанин! Как чудесно! Я говорю по-английски! Немного!
Он приподнял два пальца, почти прижатые друг к другу, и ослепительно улыбнулся.
— Мое имя Мэтью Корбетт, а это сеньорита Камилла Эспазиель, и…
— Я не хочу знать имя военного преступника, — перебил его мужчина, хотя его улыбка не дрогнула. — Такие, как он, — моя головная боль. — Он указал на два черных кожаных кресла. — Пожалуйста, пожалуйста, присаживайтесь! Вы и прекрасная леди. А это создание может постоять.
— Мы не отнимем у вас много времени, — заверил Мэтью.
— О, время ничего не значит! Садитесь, садитесь!
Мэтью и Камилла сели. Андрадо, фыркнув, вышел на балкон, а торговец устроился в черном кожаном кресле с высокой спинкой, на подлокотниках которого были вырезаны бараньи головы. Перед ним на столе лежала небольшая стопка бумаг, увенчанная маленьким латунным пресс-папье в виде обезьянки, полированная позолоченная чернильница и подставка с тремя перьями. Рядом со столом стоял маленький столик с шестью графинами с красными и белыми винами разных оттенков и четырьмя хрустальными бокалами.