Ликвидация

Поярков Алексей Владимирович

Лейтенант совсем растерялся, судорожно дернул шеей, стараясь ослабить воротничок кителя. На его лбу выступила испарина.

– Лейтенант, вы с Прибалтики?
– хмуро поинтересовался Гоцман.

– Никак нет, из Че-челябинска. То есть я из Че-челя-бинска, а отец из Да-даугавпилса… Он в Гражданскую войну к-комиссаром был… Мама русская.

– Понятно, - кивнул Гоцман, крепко потирая ладонями лицо.
– Михал Михалыч, отправь лейтенанта в контрразведку.

Когда за Довжиком и Калыньшем закрылась дверь, Кречетов хлопнул ладонью по

колену:

– Не выпивший, не выпивший он был!… А раненый во время нападения на склад. Оттого и покачивался. Но до Воробьева все-таки смог добраться.

– Виталий, не спеши.
– Гоцман положил фотографию Чекана обратно в сейф, затворил тяжеленную дверцу, гремя ключами.
– Надо все спокойно обмозговать.

– Как ты после вчерашнего?
– участливо осведомился майор.

– Нормально. А ты?…

– Тоже порядок, - засмеялся Кречетов.
– Почаще бы так сидеть…

Шел проливной дождь. Тот самый, который предвещали темные круги вокруг звезд, появившиеся незадолго до рассвета… И Чекану, сидевшему рядом с шофером «Доджа», казалось, что он находится внутри огромного барабана - так споро стучали капли по туго натянутому тенту. От сырости ныла рука. Джип, бешено вращая колесами, плыл по раскисшей грязи к развалинам разбомбленного во время войны завода. Сверху, с площадки, расположенной в центре развалин, за машиной следила группа людей.

Дождавшись, когда «Додж» поравняется с закрывшим его на миг холмом, Чекан мотнул головой в сторону кузова. Из него тотчас выпрыгнули Толя Живчик и двое его помощников со «шмайссерами» на шеях и, укрываясь за выступами рельефа, бросились под дождем в обход развалин.

«Додж», в последний раз взревев мотором, преодолел подъем перед площадкой и выехал наконец из грязи на остатки асфальта. Остановился, почти уперевшись радиатором в группу людей. Впереди, нагло улыбаясь, стоял Писка. Струи дождя текли по его узкому лицу.

– Так, все отошли!
– выйдя из машины и глядя Писке в глаза, скомандовал Чекан.
– Главный - ко мне!

– Я шо-то плохо не понял, - фасонно изогнувшись, улыбнулся Писка.

Один из бандитов, не выдержав, вынул из-под полы бушлата обрез, другой снял с плеча румынский автомат «орита».

– Толя!
– Чекан глядел поверх голов бандитов.
– Обозначь наши условия.

Все невольно посмотрели туда, где стояли Толя Живчик и двое его помощников. Стволы автоматов были направлены на банду, рядом, не трепыхаясь, лежали пятеро связанных охранников, что были на стреме. Чекан не спеша взял с сиденья «шмайссер», передернул затвор.

Лицо Писки задергалось, он нервно откинул со лба мокрую прядь и выдавил из себя широкую улыбку. Превосходство сил противника было слишком очевидным. Его коллеги, видимо придя к такому же выводу, молча попрятали оружие.

Водитель с трудом поднял с деревянных лавок, шедших вдоль борта машины и заменявших заднее сиденье, два тяжелых ящика, вскрыл оба. Писка заглянул в один, вынул новенький,

в заводской смазке «Тульский-Токарев», тут же покрывшийся дождевыми каплями, удовлетворенно кивнул и положил обратно. Не глядя, протянул руку к своим. Ему подали увесистый сверток.

Эффектным жестом Писка размотал его и бросил на мокрый капот джипа. Под дождем заблестели золотые обручальные кольца, серьги, броши, дамские часики, церковное паникадило…

Чекан молча достал из машины обыкновенное ведро, не глядя смахнул в него с капота богатство. Ящики с пистолетами подвинул к Писке ногой. Не опуская автомата, уселся рядом с водителем и скомандовал:

– Поехали!

«Додж» заурчал и дал задний ход…

– Шо ж ты, холера, не заводишься, - бормотал солдат-водитель.

Он вытер мокрой от дождя пилоткой лицо и снова с остервенением крутанул ручку. Давид и Галя помогали Марку забраться в крытый тентом кузов полуторки. Чуть поодаль стояли Арсенин и молодой лейтенант медицинской службы в мокрой плащ-палатке.

– Отвезете больного в Главный военный клинический госпиталь. Пусть его при вас же осмотрят, - говорил Арсенин.
– И убедитесь, что его положили. Если будут сложности, звоните мне…

– Товарищ подполковник, у меня же всего два дня в Москве, - умоляюще произнес лейтенант.
– А дел - на неделю!

– Остальными делами займетесь позже. Если не успеете - звоните, я добавлю к командировке день-два…

Гоцман бережно забрал у Гали тяжелый чемодан, который она вынесла из подъезда, перекинул через борт. Заглянул в безучастные глаза Марка, который смирно сидел в кузове и смотрел куда-то вдаль. На поцелуй плачущей Гали он не отреагировал никак.

– Марк, - внезапно произнес он, беря Гоцмана за руку.

– Давид я…

– Марк уезжает.

К Гоцману подошел мокрый от дождя и пота солдат-водитель:

– Извините, товарищ подполковник… Не хочет заводиться, холера! Подтолкнуть бы немножко!

– Бежи, садись за руль.
– Давид отпустил холодную руку Марка. Красивые и сильные у него были пальцы. Привычные ко всему, а больше всего - к штурвалу самолета. Только давно уже больные…

Ладно. Арсенин сказал, в том московском госпитале лечат всяких. Значит, и Марка вылечат. На то она и Москва.

– Андрей Викторович! Лейтенант!
– окликнул он Арсенина и офицера-медика.
– Давайте на раз-два…

Втроем они уперлись в задний борт грузовика. Старый мотор почихал и наконец с явным облегчением заработал. Лейтенант-медик уже на ходу забрался в кузов. Гоцман, Арсенин и плачущая Галя махали вслед.

Марк, покачиваясь в кузове, безучастно смотрел на удаляющийся дом…

В управленческой столовой была порядочная очередь. Тишак, стоявший у самой раздачи, призывно замахал руками, да и сотрудники других отделов явно не прочь были пропустить Давида, но он только хмуро отмахнулся. Очередь - отличный повод для того, чтобы подумать. Ты при деле и в то же время ничем не занят.